Олег Ефремов. Человек-театр. Роман-диалог - [187]

Миша-Петя отдает баскетболисту свои стихи, чтобы тот выдал их за свои, и начинается уже «полный Сирано». Потом идет занимать очередь за билетами для Горошкиной — аллюзия на очереди в «Современник». Ночные очередники поют песню из фильма «Белорусский вокзал» — а фильм-то 1970 года, того самого, когда Олег Николаевич возглавил МХАТ. Понятно, что в очереди, при фонариках, можно было спеть миллион песен — но звучит эта. Из фильма, где бойцы вспоминают минувшие дни. И получается, что воспоминания о «Современнике» приравнены к памяти о боевых операциях, и живая память — к свежей боли. А финальная сцена, где поэт с авоськой, полной булок, поднимается-опускается и Горошкина смотрит вверх-вниз, и рост меняется, и любовь открывается! И Сирано победил при жизни.

В очередях за билетами в «Современник» стояли, чтобы объединиться. Сейчас очереди за дорогими айфонами — чтобы разъединиться: очередь за понтами. От объединения к разъединению, разные времена.

Трагедия художника — стремление быть всегда современным. Особенно в России. Мощь Ефремова: честно и самоотверженно пройденный путь посланника и трагедия современничества.

Репетиция спектакля «Сирано де Бержерак» 5 февраля 2000 года. Кабинет О. Н. Ефремова в Театре. Запись:

«КОРОСТЕЛЕВ Б. Б. Он ушел драться против ста. А какой результат?

ЕФРЕМОВ О. Н. Сейчас узнаем. Давайте прочтем. (Читают.) И давайте подумаем, как играть. Что вам нужно для вашей сцены? Обращайтесь ко мне. Договоримся, много не возьму.

Читать репетиции поначалу трудно, а потом не оторвешься. Я полюбила интермедии, коды — придаточные, оговорки, добавки, — ни одной случайной. Обращайтесь ко мне. Договоримся, много не возьму».

К моменту шутки «Договоримся, много не возьму» О. Н. уже тридцать лет руководит Театром, а до этого еще пятнадцать — «Современником». Много не возьмет — зато с него многое спросится…

* * *

Итак, 20 мая, 12.00, квартира Ефремова.

У Олега Николаевича в гостях Ольга Рослякова — помощник режиссера, Полина Медведева — Роксана в «Сирано де Бержераке», Станислав Любшин — де Гиш, Сергей Шнырев — Кристиан. Позже подойдет Виктор Гвоздицкий — Сирано. Идет разбор любовной сцены де Гиша с Роксаной.

«Ефремов: Я хотел вас спросить. Какие-то моменты я сам знаю, но что-то может быть и нет. Где есть неудобства, где есть неоправданность для самих себя… Это очень важно.

Любшин: Идем от характера. Эта публика очень цинична. Он „де Гиш“ держит ее „Роксану“ за руку во время серенады, и это дает ему право идти на свидание. Он пришел с коробкой конфет. Прошел в центр. Поставил конфеты, потом идет к ней, обнял. Очень конкретно и цинично. Она же девочка, не знает, как себя вести. А он принимает за холодность…

Медведева: А зачем он пришел?

Любшин: Перед уходом на фронт…

Медведева: …переспать. Я буду защищаться. Я влюблена в другого. И я должна защищаться.

Любшин: А если бы это был Суслов? Ты не можешь защищаться. Он власть имеет. Ее трагедия — зависимость от этой власти…

Ефремов: Интересно… Мое резюме: может быть так и эдак. Как угодно. И весь ваш спор просто стоит на том, что у Станислава Андреевича есть обыкновение. Если он что-либо попробует, ему понравится, он это будет отстаивать.

Любшин: Проявим гибкость.

Ефремов: Ты вот „считаешь“, что он тайно идет сюда. Тайно, не тайно, но чего ему бояться? Нечего.

Любшин: Скомпрометировать девушку.

Ефремов: Да плевать ему на это.

Любшин: Вот, подбираемся к характеру.

Ефремов: У меня другое — как замотивировать. Я не за то, чтобы отказаться от этой краски — в этом есть что-то от времени. Но должен быть какой-то толчок для этого.

Любшин: А как его найти?

Ефремов: Раз тебе это нравится, это кидание к ней, хорошо. Давайте и так. Но он пришел, и ему показалось, что она с кем-то, — это самое главное. Что там таится? В будущем надо искать какого-то парня. Мастроянни мне говорил, у них очень трудно бракоразводные дела в Италии проходят. Страна католическая. Мы говорим: бедняжки. А он возразил: наоборот, это хорошо. С любой могу роман завести, а потом ей говорю: я не могу, у меня жена.

Любшин: Объективная причина.

Ефремов: Хороший мужик был Марчелло… Как-то пришел во МХАТ, в Камергерский, я придумал, давай сыграю дядю Ваню. Я ему — ты на итальянском, а мы на русском. В этом что-то есть. У Стреллера, например, в „Вишневом саде“ все на итальянском говорят, а прохожий — на русском…

Какие первые слова насчет объятий? Он подъезжает именно к этому юноше „Кристиану“, и он даже мысли не допускает, что можно полюбить этого длинноносого… Ты хотел кидаться сразу.

Любшин: „Де Гиш“ в этом месте „устал поститься“. Но получил отказ, ее холод его оскорбил.

Ефремов: (после цитаты из текста. — Ред.) Не ставь точки (любимое выражение Олега Николаевича. — Ред.) (еще одно! — Е. Ч.). Мне нравится с пилочкой эпизод, потому в этом есть обратный ход. Остается ее темперамент — и всё. Мы сейчас еще в сомнении, потому что света нет у нас. (Имеется в виду освещение сцены. — Ред.) Я не знаю, как будем появляться, черт подери! Может быть, Ольга (Рослякова) знает.

Рослякова: В какой-то степени.

Ефремов: Из середины не стоит, потому что будет натянут тюль.