Олег Ефремов. Человек-театр. Роман-диалог - [182]

Даже если вы никогда не были в театре, пройдите по Камергерскому, остановите взор на витринах театра, а потом на козырьке подъезда и надписи под ним Музей МХАТ. Пусть встрепенется мысль, пусть забьется ваше живое сердце. В музее собраны свидетельства о великих, страстных сердцах, уже переставших биться. Но их обладатели знали благодаря чуду преображения купца в режиссера, что такое творчество. Вопрос о праве человека на творчество по сей час не решен в конфессиональной догматике: самая острая тема на свете — и самая недискуссионная. Каковы права человека и есть ли они? (Разумеется, профаны уверены, что вопрос решен, а творчество это такое, ну кайф, ну удовольствие!)

Человек Ефремов вымечтал маленький магазин с названием, отсылающим прохожего, даже самого невежественного, к магазину Павла Егоровича Чехова в Таганроге. Это реперная точка. В магазине отца мальчишка Чехов познавал жизнь изнутри. Познал уж — и поехал учиться на врача; специализация — гинеколог.

Сосредоточьтесь: магазин открывается 1 октября 1993 года. Это день рождения Ефремова, его друзья по сию пору собираются 1 октября и разговаривают, вспоминают. Но в тот день того года Белый дом на Краснопресненской набережной уже обнесен блестящей, ненадеванной колючей проволокой. До его расстрела остается три дня. Тогда я ходила вокруг дома, разглядывая мизансцену, и понимала, что по-хорошему уже не договорятся. Мне лично уже было понятно, что на днях закончится и моя политическая журналистика. Я была в те годы парламентским корреспондентом, аккредитованным при Верховном Совете, с удостоверением пресс-центра. Все дни после указа Президента Российской Федерации № 1400 я провела на работе. Когда здание Верховного Совета обнесли колючкой, мое парламентское удостоверение стало сбоить. Пройти сквозь оцепление было сначала трудно, потом невозможно, а 3 и 4 октября — смертельно опасно.

А магазин «Чай, кофе и другие колониальные товары» волшебно распространял ароматы, а его доброжелательная хозяйка Мария Михайловна Клюса излучала приветливость, создавала незабываемый уют. В октябрьской Москве мало кто понимал, что происходит. По телевизору года два уже показывали полусонных людей при галстуках и депутатских амбициях, принимавших какие-то там законы, которые ни на что не влияли. Теперь они якобы вдруг очнулись и вооружились, их расстреляли из танков вместе с простыми безоружными людьми, вставшими на их защиту. Делов-то…

Входить в магазин как в домик, обустроенный именно в чеховском понимании доброты, артисты Театра научились мгновенно. Над магазином, прямо над головой хозяйки, на втором этаже театра, находился кабинет его главного режиссера. Представили? Ефремовский кабинет словно рифмовался с крошечным чайно-кофейным магазинчиком, повторявшим имя Чехова-отца и его дела, бывшего в XIX веке в Таганроге. Об отце Чехова, Павле Егоровиче, всех родичах и предках Чеховых, сейчас пишет роман замечательный человек, актриса Татьяна Бронзова, в ефремовское время работавшая завтруппой МХТ. Всё рифмуется, все историко-культурная силлаботоника — точно не верлибр.

Все хорошо было в Камергерском 1 октября 1993 года, и никто не думал, что через три дня газете «Аргументы и факты» придется публиковать заметку «Музы стонут, но держатся» — о полупустых театральных залах и возврате билетов. Газета не замечала, что кровь в Москве льется не киношная. Горожане боялись выходить на улицы, но бизнес есть бизнес, иронизирует газета, и казино «Арбат» работает «в расстрелянной высотке на углу Нового Арбата и Садового». Корреспондент, заметно удивленный жизнью, добавляет: «Работает даже „Инфлототель“ на борту теплохода „Александр Блок“, пришвартованного возле самого „Белого дома“. Что пришлось пережить персоналу здешнего казино и гостиницы, можно себе представить: с трапа теплохода отстреливались снайперы, по набережной металась разъяренная толпа. Но как это ни парадоксально, наибольший ущерб теплоходу нанес ОМОН: один из омоновцев, пришедших проверять документы, случайно погасил свет и начал палить из автомата. К счастью, пострадали только стоявшие в офисе компьютеры да оказался простреленным потолок…» То есть сумбур вместо репортажа, но характерный. Понятно, что «отстреливающиеся снайперы» лишают данное произведение права на достоверность, но это иллюстрирует уровень шока.

Через сутки после расстрела еще более высокий уровень явят 42 деятеля отечественной культуры в своем знаменитом письме, что вылез фашизм и надо давить. Одни быстро смекнули, что стилистика смахивает на сами-понимаете-что, и сказали, что не подписывали его. Другие до сих пор говорят, что и второй раз подписали бы. Одни, другие, третьи — в те дни не было ясности ни у кого, почему случилось неслыханное. Невозможное — как оно возможно? Из танков стрелять в центре мегаполиса в офис государственного учреждения, со всех сторон окруженного жилыми домами. Это как?

3 октября из Рима в Москву прилетел всемирно известный режиссер Питер Штайн и дал интервью «АиФ», где высказал сильную мысль: «России нужна пьеса о правовом государстве». Трупы с улиц убрали быстро…