Олег Ефремов. Человек-театр. Роман-диалог - [181]

— А слушательница настаивала: правда, что последний раздел театра произошел из-за ваших личных разногласий с Дорониной?

— Я ей сказал: «Боже сохрани! У нас самые прекрасные отношения». Но народ требовал гарантий мира: «То есть вы с ней сейчас общаетесь?» Я говорю: «Иногда — конечно. Как и раньше. Но когда происходило это разделение, все было более принципиально и сложно. Личность Дорониной как руководителя МХАТа имени Горького возникла не сразу. Сначала это разделение предполагалось под единым мхатовским титулом… Ушли те актеры, которые были со мной связаны или личностно, или были моими учениками. Я никого не выбирал, не назначал. Когда тот МХАТ стал избирать худсовет тенденциозно, с участием партийной организации, это возмутило часть коллектива. И, как сейчас помню, Олег Павлович Табаков сказал: „Пойдем в другой зал и там изберем свой худсовет“. И часть актеров просто покинула собрание, а потом и ушла. А вовсе не потому, что я выбирал лучших».

— Но радиослушатели не успокаивались и требовали объяснений: необратимо ли разделился МХАТ. Требование единства тоже заложено в нем, на мой взгляд, генетически. И многие до сих пор мечтают воссоздать единый МХАТ (или МХТ), как и восстановить СССР — мы уже говорили, что два этих явления чем-то похожи и распад обоих для многих стал личной драмой.

— Ну да, понимаю… К счастью, в конце эфира позвонила девушка, призналась мне в любви и предложила испечь пироги. Так-то лучше. Советского Союза я не разваливал точно, пироги заслужил. Может быть, даже любовь, но девушке-то откуда… А я слушал и опять вспоминал Брука. Из его «Манифеста шестидесятых»: «Культура никому еще не приносила добра. Ни одно произведение искусства пока еще не сделало человека лучше».

…Помните фанерный щит с овалом для лица? В парках приморских городов они попадались на каждом шагу: бравый вояка, на коне, в роскошной форме, а вместо лица дырка, в которую можно вставить свое лицо — и стать на две-три секунды фотосъемки маршалом. Или девицей-красавицей. Или космонавтом. Незатейливый аттракцион пользовался большой популярностью. Но если в парке маршал-красавица это отдых и микротеатр в костюмах, то в идеологической борьбе все серьезно. Надо отразить — есть. Надо бороться — есть. Мечта диктатора! Она никогда не сбывается. Человек постоянно не укладывается в теории. Прокрустово ложе скрипит, залитое кровью, но в конце концов разваливается.

Маркс ошибся; у человека значительно больше желаний, чем аппетит. Ленин таял при слове Маркс. Сталин таял при слове Ленин. Россия растаяла в девяностых при слове деньги. Ефремов ни от чего не таял, кроме театра. Но это много, как говорит героиня Галины Волчек в фильме «Строится мост». Волшебная, неземная сценка, скорей пересмотрите. Там, на теплоходике…

Дон Кихот на Новодевичьем

При слове девяностые все равно ярко вспыхивает легендированный экран, и там у каждого свое. Из числа совестливых людей, околдованных русской культурой, мало кто выжил. В 1993 году, 26 июля, не стало Владимира Лакшина — ему было всего 60 лет. Преемником его на посту председателя Чеховской комиссии РАН стал Олег Ефремов.

Вдова Лакшина рассказала мне о своем чудесном воспоминании. Она никак не ожидала, что О. Н. — нежный. Летели в Таганрог по чеховским делам на самолете, почему-то военном, и Олег Николаевич окружил ее необъятной, неслыханной заботой, и Светлана Николаевна удивилась этой нежностью так сильно, что по сей день вспоминает ее как чудо — почему? Имидж все-таки страшный зверь.

1 октября 1993 года в Камергерском переулке был открыт магазин «Чай, кофе и другие колониальные товары». Это название Ефремов взял из семейной истории Чеховых. Он мечтал превратить свой переулок в живой — тут большими буквами — ЖИВОЙ чеховский, мхатовский уголок Москвы, видел там и вишневый сад у входа в театр, и магазин, и аллею для променада и другие — чуть не сказала декорации — нет, ожившие слова и чувства. Для ощущения.

Сейчас в начале Камергерского, давно ставшего прогулочной зоной Москвы, можно видеть зеленоватый памятник Станиславскому и Немировичу-Данченко на высоком постаменте из серого финского гранита. Открыт осенью 2014 года. Скульптор и архитектор Алексей Морозов. Двухфигурная бронзовая композиция. Подставка под Немировичем приподнята, чтобы рост у основателей был примерно одинаков. Они смотрят в сторону Газетного переулка, а пяти-семи метрах от памятника у них микроскверик: лавочки, зеленые насаждения (не вишни) и цитаты из Пушкина, выбитые или, может, вырезанные на бетонных столбах. Идешь мимо МХТ — видишь вполне посещаемые кафешки, ресторан «ЧеховЪ» при театре, первый в череде. То есть из мечты Ефремова о чеховском сегменте города некая часть реализована. А главное — Художественный театр имеет там свою историческую прописку. Там же, в ряду зданий, исторически вписанных в театральный комплекс, есть Музей МХАТ, единственный в мире музей одного театра. Он открылся 29 апреля 1922 года — на девять месяцев старше СССР. Официальное открытие было позже, в 1923-м, но в год создания СССР чуткий Станиславский объявил артистам труппы, что надо собирать документы. Теперь там есть всё.