Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде - [31]

Туда теперь стремительно бросились все, кому не на словах был дорог переворот 25 Октября…

3. Пулково — Царское

Приказ о выступлении Волынского полка против Керенского был получен в полковом комитете от тов. Н. В. Крыленко, когда тот в час дня 30 октября лично приехал в полк.

Около пяти часов вечера полк выступил в количестве до 1000 человек, и к 10 часам вечера мы были в Пулкове.

В отдельных воспоминаниях, посвященных этому моменту, верно и кстати указывается, что если этот эпизод и является мелким, звеном в истории Октябрьских дней, зато он поражает другим: высотой порыва, пламенностью энтузиазма и той твердой решимостью и волей к победе, на которые способны только революционные массы народа.

Если отражение сил Керенского представлять себе как более или менее организованное выступление против него войск петроградского гарнизона, то получится картина, имеющая весьма мало общего с тем, что было на самом деле.

Не солдат только выслал Питер для защиты от врага, а в полном смысле слова армию Революции.

Солдатами этой армии были все, кто готов был умереть за дело Октября, все, для кого в этот момент не было ничего более святого, как Революция, и более ненавистного, чем враги ее!

Город слал новые и новые ряды бойцов.

Тяжело ступая по мокрой дороге, скользя в канавы и громыхая походными кухнями, один за другим шли полки солдат.

Их перегоняли грузовики; на каждом 40–50, может быть больше, человек рабочих. Их слали заводы. У них винтовки и ничего больше. Где они остановятся, что будут есть, кто будет подбирать у них раненых и возьмет убитых — они долго не думали над этим. Схватили винтовки и бросились — победить или умереть!

Новые грузовики. Опять рабочие. Красная гвардия. Кого тут нет? Фабричная молодежь, подростки восемнадцати-двадцати лет, какие-то три гимназиста с ними и, обеими руками держась за винтовку и покряхтывая на выбоинах тракта, старик рабочий лет шестидесяти пяти. Седой и суровый, он кажется каким-то пророком среди этого грузовика молодежи.

Кругом на поле тысячи людей. В грязи и сырости они роют окопы. Разматывают и укрепляют колючую проволоку. Проволока всюду в гигантских клубках. Завтра она затянет собой все подступы к столице.

Кто руководит этой работой? Где инженеры? Саперы? Специалисты? Кто дает им указания?

Никто! Это Армия Революции…

Ближе к Пулкову по обе стороны тракта какие-то одинокие фигуры. Прямо в поле. Насколько хватает глаз, можно видеть отдельные черные точки.

Количество их постепенно увеличивается. Это значит, что подошел новый грузовик и ушел обратно, оставив в поле 50–60 матросов.

Выкопав или отыскав какое-нибудь углубление в поларшина, на расстоянии 30–40 шагов один от другого, они стоят здесь в поле под октябрьским дождем, зорко всматриваются в сторону врага и карабинами сдерживают тех, кто грозит им пулеметами из блиндированного поезда.

Армия Революции имеет достойных часовых!

Это их назвали когда-то: «краса и гордость революции».

На равнинах Пулково — Царское они скромно подтвердили, что это так.

Путиловская молодежь. Красная гвардия.

Неизвестно, откуда появлялись они там, где было хоть какое-нибудь прикрытие. Теплушка, грузовик, вагон — им все равно.

Из-за него, между колес, из-за рельс и насыпи они посылали врагу свои залпы и неизвестно куда исчезали, когда «становилось жарко».

Это — партизаны Армии Октября.

Женщины, девушки, работницы. Они здесь же с сумками через плечо, с наспех сделанной повязкой Красного Креста; прямо с заводов и фабрик они явились сюда, чтобы не остались без помощи те, кто вышел защищать Октябрь…

Это воодушевление рабочих видел враг и решил принять свои меры.

По городу были пущены слухи, один чудовищнее другого.

Тем, кто стоял в Пулкове, нашептывали, что город уже занят казаками.

Малодушные дрогнули. Менее устойчивые пошли обратно.

Это было почти исключительно в полках и совсем не коснулось моряков и рабочих.

В 11 часов 30 минут вечера в Волынском полку было созвано собрание полкового и ротных комитетов «для выяснения создавшегося положения».

И командир, и офицеры полка усиленно внушали солдатам, что между отдельными частями войск нет связи, что неизвестно, где наш штаб, что мы не знаем даже, кто стоит впереди и кто позади нас, что рисковать при таких условиях людьми полка было бы безумием, и вывод делали, что надо вернуться в Петроград, чтобы оттуда сказать и Смольному и Керенскому: «Ни шагу вперед, ни капли крови. Договаривайтесь о власти открыто, при свете гласности и под контролем всего гарнизона. До тех пор ни шагу вперед, ни капли крови».

Ни призывы комиссара полка, ни речи несогласных с отступлением помочь не могли, и часть полка из Пулкова пошла обратно.

Ушли, конечно, командир и, кажется, все, без исключения, офицеры.

Ушли тотчас же, ночью, чтобы, по выражению представителя 11-й роты, «не освистывали их дорогой, как отступать будут».

Часть солдат, немного больше половины, не поддалась ни на какие уговоры и решила остаться, хотя бы им угрожала гибель. «Лучше умереть, — заявили они, — чем договариваться с Керенским».

Эта группа решила послать за ушедшими представителей полкового комитета и партийных товарищей и попытаться вернуть ушедших с дороги или даже из казарм, если они дойдут уже до Петрограда.