Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем - [14]

Стеклов встал с торжественным видом, держа в руке листок бумаги, и зачитал выстраданные в Совете 8 принципов организации власти. Там не было того, чего больше всего опасались «буржуазные» политики, — вопросов о мире и землевладении. Но тем не менее весьма примечательно, что люди, так долго добивавшиеся власти для себя как для квалифицированнейших лидеров страны, почти моментально согласились реализовывать весьма примитивную социалистическую программу, многие пункты которой были убийственны для страны.

Когда Стеклов закончил, на лице Милюкова можно было прочесть что-то вроде облегчения. «Для левой части (Прогрессивного. — В.Н.) блока большая часть условий была вполне приемлема, так как они входили в ее собственную программу»[61], — напишет Милюков. Тем не менее разногласия, споры затянулись почти до четырех утра. Когда текст был согласован, Милюков повернулся к советским представителям:

— Это ваши требования, обращенные к нам. Но мы имеем к вам свои требования. Суть эти требований состоял в том, «чтобы и делегаты Совета… осудили уже обнаружившееся тогда враждебное отношение солдат к офицерству и все виды саботажа революции, вроде незаконных обысков в частных квартирах, грабежа имущества и т. д., и чтобы это осуждение было изложено в декларации Совета вместе с обещанием поддержки правительству в восстановлении порядка и в проведении начал нового строя. Оба заявления — правительства и Совета — должны были быть напечатаны рядом, второе после первого, чтобы тем рельефнее подчеркнуть их взаимную связь»[62]. Советские деятели согласились.

Последним обсуждался вопрос о составе Временного правительства. Представители Совета доложили постановление своего Исполкома, дававшего фактический карт-бланш в этом вопросе цензовым элементам. «Нам сообщили намеченный личный состав, — не упоминая, между прочим, о Керенском, — припоминал Суханов. — Мы помянули не добром Гучкова, поставив на вид, что он может послужить источником осложнений. В ответ нам сообщили, что он, при своих организаторских талантах и обширнейших связях в армии, совершенно незаменим в настоящих условиях… Удивлялись насчет Терещенки»[63].

Итак, к раннему утру 2 марта были согласованы состав Временного правительства, принципы его деятельности и совместная декларация о преодолении анархии. Но страна еще более суток будет в полном неведении об этих решениях. Почему? Печатать эти документы хотели сразу, но не нашли бодрствующих печатников. А около пяти утра в Таврическом дворце появился Гучков, всю ночь объезжавший войска и готовивший оборону столицы от ожидавшейся карательной акции.

Гучков был неординарной личностью. Потомственный почетный гражданин и бизнесмен, «он получил очень хорошее образование, прекрасно говорил по-французски и имел изящные манеры, приобретенные им от матери, по происхождению француженки»[64]. Окончил гимназию с золотой медалью, поступил на историко-филологический факультет Московского университета, где учился вместе с Милюковым. Военная служба будущего военного министра ограничилась одним годом в 1-м лейб-гвардии Екатеринославском полку, где вольноопределяющийся Гучков был по увольнении произведен в прапорщики запаса. Затем уехал за границу, где три года изучал историю, право, политэкономию в Берлинском, Тюбенгенском и Венском университетах.

В 1890-е он с братом отправился в армянские вилайеты Малой Азии, документируя факты резни армян турками. Затем записался в оренбургскую казачью сотню, охранявшую КВЖД. Из-за дуэли подал в отставку и совершил вояж верхом через Китай, Монголию и Среднюю Азию длиной 12 тысяч километров. Через год он отправился в Южную Африку, чтобы воевать против англичан на стороне буров, которым горячо сочувствовала вся российская общественность. Был тяжело ранен в бедро в бою близ Линдлея в Оранжевой республике и навсегда остался хромым. Немецкий госпиталь, в котором Гучков лечился, захватили англичане, он оказался в плену. Британцы отпустили его под честное слово, как только он смог передвигаться. В 1901 году он стал директором крупного Московского учетного банка, и председателем наблюдательного комитета страхового общества «Россия». Но уже через два года, отложив собственную свадьбу, поехал воевать с турками на стороне восставших македонцев.

Еще большую известность Гучков приобрел в годы русско-японской войны, когда отправился в Маньчжурию в качестве помощника главного уполномоченного Красного Креста. По возвращении он выдвинулся на политической арене, призвав императора положить конец войне, созвать Земский собор, а также вступившись за честь всеми критиковавшейся армии. С тех пор за Гучковым закрепилась слава крупного политика и ведущего специалиста в военных вопросах. Но он предпочел карьеру партийного лидера.

Успех пришел к возглавляемым Гучковым октябристам на выборах в III Думу, их фракция числила в своих рядах более 200 человек. Огромное значение имело создание в III Думе по инициативе и под руководством Гучкова комиссии по государственной обороне. Внимание Гучкова к работе в армии усилилось после того, как в 1908 году султан Абдул Гамид II был свергнут группой офицеров и генералов Генштаба, получивших название «младотурок». Вот оно! Гучков распоряжался полученными с санкции военного министра знаниями весьма специфически: для критики высшего армейского руководства страны с думской трибуны, что стало для него трамплином к посту Председателя Государственной думы.