Октет - [6]
Все это приводит к серьезной (и ужасно затратной по времени) головоломке. Теперь у вас на руках не только лишь половина октета, который вы изначально задумали — к тому же, если честно, шаткая и неидеальная половина{8} — но также проблема безотлагательного и обязательного способа соединить части в единое октоплицированное целое, как вы рисовали себе в воображении изначально, целое, которое будет мягко допрашивать читателя по поводу изменчивой, но все же единой проблемы, что очевидные и, честно сказать, нетонкие «?» в конце каждой викторины — словно вопросы сами собой сошлись в органическом контексте большего целого — и будут пальпировать. Это странная недвусмысленная безотлагательность может показаться бессмысленной, но для вас она имеет смысл и кажется… ну, опять же, безотлагательной и стоящей риска первого впечатления пустого формального упражненчества или псевдо-мета-художественного трюкачества в нетрадиционной Викториновой по стилю структуре текстов. Вы делали ставку на то, что странная первостепеннейшая безотлагательность органически единого целого октетского дважды дважды два текстов (которые вы себе представляли как манихейскую дуальность, возведенную до триединой мощи своего рода гегельянского синтеза относительно вопросов, которые и персонажи, и читатели должны «решить») смягчит начальную видимость постумной мета-формальной фигни и в конце концов (надеетесь вы) поставит под вопрос начальное желание читателя отделаться от текстов как от «пустых формальных упражнений» только на основе схожих формальных черт, заставив читателя увидеть, что подобное отделывание будет основано на таких же формальных представлениях, в которых он (как минимум первоначально) собирался обвинить октет.
Да только — и вот она, головоломка — хоть вы и выкинули и переписали и перевставили{9} тексты ныне квартета почти из одной лишь заботы об органическом единстве и его коммуникативной безотлагательности, вы теперь совсем не уверены, что у кого-нибудь возникнет хотя бы отдаленнейшее представление, как четыре текста октета{10} «сошлись сами» или «имеют что-то общее», т. е. как они составляют bona fide[10] единый «цикл», чья безотлагательность транслирует сумму безотлагательностей отдельных составляющих его частей. Таким образом, вы попадаете в неудачную позицию, где пытаетесь «объективно» прочесть полуквартет и понять, будет ли странная обтекаемая безотлагательность, которую вы чувствуете в и между выжившими текстами, чувствибельной или хотя бы различимой для кого-то еще, а именно для полного незнакомца, который, вероятно, сидит после долгого трудового дня и пытается расслабиться с этим художественным «Октетом»{11}. И, как писатель, вы знаете, что загнали себя в чрезвычайно неудобный угол. Существуют правильные и плодотворные способы «сопереживать» с читателем, но в их число не входит представлять читателем себя; на самом деле это даже угрожающе близко к пугающей ловушке предугадывания, «понравится» ли читателю то, над чем вы работаете, а и вы, и пара других ваших знакомых писателей знаете, что нет скорейшего способа измучиться и убить всякую человечность в том, над чем вы работаете, чем просчитывать наперед, будет ли это кому-то «нравиться». Смерти подобно. Лучшей аналогией будет: Представьте, что пришли на вечеринку, где мало кого знаете, а потом, возвращаясь домой, вдруг осознаете, что всю вечеринку вы так тревожились, нравитесь вы или не нравитесь гостям, что просто понятия не имеете, понравились ли вам они. Всякий переживший такое знает, что на вечеринку с подобным настроением приходить совершенно смерти подобно. (Плюс, конечно же, почти всегда выясняется, что вы сами не понравились гостям на вечеринке, по той простой причине, что казались таким зацикленным на себе и озабоченным собой, что у них возникло неприятное подсознательное ощущение, будто вы использовали вечеринку лишь как некую сцену для выступления и едва ли их заметили, и что скорее всего вы ушли без понятия, понравились они вам или нет, от чего им обидно и вы перестаете им нравиться (они, в конце концов, всего лишь люди, и у них тоже, как и у вас, есть сомнения, нравятся они или нет).)
Но после требуемого количества потраченных времени, нервов, страхов, прокрастинации и Клинексо-обмахивания и локте-кусания вас вдруг осеняет: возможно, что допросная/«диалогическая» формальная структура полуоктета — та самая структура, что сперва казалась столь безотлагательной, ведь являлась способом заигрывать с потенциальным впечатлением метапрозовой фигни по причинам, которые (надеетесь вы) окажутся глубокими и куда более безотлагательными, чем устаревшее вымученное «Эй-смотрите-как-я-смотрю-как-вы-смотрите-на-меня» из устаревшей вымученной стандартной метапрозы, но потом завлекает вас в паутину головоломки, требуя выкинуть Викторины, которые не работают или были слишком стандартными и умалчивающими вместо безотлагательной искренности, и вынуждает переписать В6 угрожающе «мета»-способом, и оставляет вас с аблированным[11] и грубо сколоченным полу-октетом, чья изначальная обтекаемая, но недвусмысленная безотлагательность, по-вашему, после монтажа и переработок и общей возни вряд ли до кого-то дойдет, загоняя вас в смерти подобный художественный угол предугадывания работы сердца и разума читателя — как раз именно эта потенциально опасная авангардисткая эвристическая форма может сама предоставить выход из безвоздушной головоломки, шанс спастись от потенциального фиаско из-за того, что 2+(2(1)) текстов сложатся во что-то безотлагательное и человеческое, а читатель этого вовсе не почувствует. Потому что вдруг оказывается, что вы сами можете просто спросить. Читателя. Что можно самому сунуться в дыру в текстовых стенах, которую и так уже проделали «6-й не работает как Викторина» и «Попробуем еще разок» и т. д., и обратиться напрямую к читателю и спросить без обиняков, чувствует ли он то же, что и вы.
В недалеком будущем пациенты реабилитационной клиники Эннет-Хаус и студенты Энфилдской теннисной академии, а также правительственные агенты и члены террористической ячейки ищут мастер-копию «Бесконечной шутки», фильма, который, по слухам, настолько опасен, что любой, кто его посмотрит, умирает от блаженства. Одна из величайших книг XX века, стоящая наравне с «Улиссом» Джеймса Джойса и «Радугой тяготения» Томаса Пинчона, «Бесконечная шутка» – это одновременно черная комедия и философский роман идей, текст, который обновляет само представление о том, на что способен жанр романа.
Когда из дома призрения Шейкер-Хайтс при загадочных обстоятельствах исчезают двадцать шесть пожилых пациентов, Линор Бидсман еще не знает, что это первое событие в целой череде невероятных и странных происшествий, которые вскоре потрясут ее жизнь. Среди пропавших была ее прабабушка, некогда знавшая философа Людвига Витгенштейна и всю жизнь пытавшаяся донести до правнучки одну непростую истину: ее мир нереален. Но поиски родственницы – лишь одна из проблем. Психотерапевт Линор с каждым сеансом ведет себя все более пугающе, ее попугай неожиданно обретает дар невероятной говорливости, а вскоре и телевизионную славу, местный магнат вознамерился поглотить весь мир, на работе творится на стоящий бардак, а отношения с боссом, кажется, зашли в тупик.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени. Содержит нецензурную брань.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.