Октавия - [40]

— Да, безусловно.

Только уйдя от нее, я осознала всю безысходность своего собственного положения. С того момента, как мы оставили яхту, я пребывала в каком-то оцепенении от всех невзгод, словно положила свое сердце в холодильник до выяснения отношений с Гасси и Джереми. Теперь я вдруг осознала, что меня ждет — агония любви к человеку, который ненавидит и презирает меня и стал бы презирать еще больше, если бы услышал, что я наговорила Гасси.

Следующие несколько дней я испытывала сильные душевные муки. Никогда не думала, что можно так страдать. Меня одолевали поочередно то гордость, то отчаяние, то страстное желание. Я плакала ночи напролет и по малейшему поводу и днем. Снова и снова я спускалась к реке с мыслями прыгнуть в нее. Тысячу раз я пыталась писать Гарэту оправдательные письма и рвала их. От безысходности я не могла даже забыться в мечтах.

По вечерам я чаще всего одалживала у хозяина дома машину, ехала через весь город и сидела в ожидании возле дома Гарэта, но там никогда не зажигался свет, и я, выключив двигатель, безутешно плакала.

Глава четырнадцатая

Изнуряющая жара продолжала терзать Лондон. Грин Парк у моего дома постепенно переставал быть зеленым. Платаны покрылись толстым слоем серой пыли. Выгоревшая трава стала безжизненно-желтой. На автобусных остановках молча страдали пассажиры, едущие в пригород.

Во второй понедельник после нашего возвращения из путешествия меня разбудил настойчивый звонок в дверь. Завернувшись в полотенце и шагая по ковру, заваленному разной корреспонденцией, в основном желтыми казенными конвертами, я заглянула в глазок, смутно надеясь на то, что это Гарэт. Но это оказался тощий юноша с усами и ушами-пропеллерами, в помятом костюме и с веером авторучек в нагрудном кармане. Кажется, он не собирался отрывать руку от кнопки звонка. Я открыла дверь. Он устало посмотрел па меня.

— Мисс Бреннан?

— Нет, — ответила я. Это был старый трюк.

— Но мисс Бреннан здесь живет?

— Да, конечно, но она сейчас за границей. Я могу быть вам полезна?

— Это по поводу ее налоговой декларации. Мы постоянно ей напоминаем. Это довольно срочно.

— Да что вы! — сочувственно сказала я. — Я уверена, что она не уклоняется от налогов. Скорее не имеет ни малейшего понятия об этой декларации.

— Большинство людей прекрасно ориентируется, когда речь заходит о том, чтобы платить по ним, — ответил он, при этом его утомленные глазки забегали по моему телу.

— Когда вы ждете ее обратно?

— Она улетела на Багамы, оттуда собиралась в Нью-Йорк, где у нее множество друзей. А вот, когда вернется, она ничего не говорила.

— Нас интересует сумма, которую она заработала, когда делала рекламу для Херберта Ривсона.

Слава Богу, что он смотрел на мои ноги, а то бы заметил, как я позеленела.

— Это же было три года назад, — заикаясь, сказала я, — и к тому же в Америке.

— Да, но заплатили ей представители их фирмы в Англии и, естественно, декларировали это.

— Бедная Октавия! — едва слышно произнесла я. — Вы случайно не знаете, сколько она задолжала?

— Ну, — сказал он доверительно, — обычно мы не раскрываем цифры (очевидно, я его так потрясла, что мои он раскрыл), но я думаю, что это пятизначное число. А она случайно не оставила на всякий случай своего адреса, нет?

— Нет, не оставила. Ой, телефон звонит, я должна ответить, — сказала я твердо и захлопнула дверь перед его носом.

Десять тысяч фунтов! Где к дьяволу я достану такую сумму? Охваченная ужасом, я побежала к телефону, надеясь, что каким-то чудом это окажется Гарэт. Но оказалось, что это Ксандр. С момента своего возвращения я поговорила с ним только на лету. Он был занят, поэтому я не стала рассказывать ему о Гарэте. Да и не была уверена, что мне этого хотелось. Я бы не перенесла, если бы он отнесся к этому несерьезно.

— Как хорошо, что ты позвонил, — сказала я.

— Вряд ли ты так будешь думать, когда услышишь новость, — ответил он. — Умер Хью Массингэм.

— Что?! — я села на постель.

— В этот уик-энд. Сердечный приступ во время игры в теннис, — сказал Ксандр.

— О, Господи! Какой ужас!

Милый, красивый, вальяжный, чувствительный, покладистый Массингэм — босс и покровитель Ксандра, мой друг. Он был всегда таким великодушным по отношению к нам обоим. И заботился обо всех моих счетах! Нет, это просто невозможно.

— Я этого не вынесу, — прошептала я, залившись слезами.

— Ужасно, правда? Я по-настоящему любил этого парня. Но, дорогая, боюсь, что это еще не все. Еще одна неприятность. Рики, что-то учуяв, прочесывал книги, и вылезли наружу все семейные тайны. Итоги этого года катастрофичны, курс акций упал очень низко. Оплата по счетам снизилась, а расходы, к несчастью, особенно наши с тобой, повысились.

Его голос звучал панически.

— Рики назначил на завтра, на три часа дня экстренное совещание заведующих отделами. Он хочет, чтобы ты там присутствовала.

— Зачем?

— Да подняли шум насчет твоей квартиры, всех наших с тобой счетов. И по поводу машины тоже. Нам лучше встретиться с тобой сегодня и посмотреть, сколько счетов мы сможем разыскать, — продолжал он, пытаясь говорить ободряюще.

— Хорошо, — сказала я. — Заходи после работы.