Октавиус - [18]

– Роджер, – сказал я, вернувшись к стойке. – Ты говорил, что у девчонки здесь нет никаких знакомых, а меж тем к ней в среду наведывался какой-то китаец.

– Малаец, и к тому же это было в четверг, – буркнул Галлахер. – И с чего ты взял, что он состоит в знакомстве с ней?

– Если так, то зачем тогда он приходил к ней? – продолжил я. – Так кто же он такой, черт его подери?

– Матрос с торгового корабля, что пришел из Китая, – ответил Галлахер. – Они всегда швартуются у Южной пристани старых доков, так как регулярно делают рейсы. Она говорила, что у нее кто-то из родственников живет в Кантоне и она регулярно поддерживает связь с ним. Это был почтальон, так сказать, и он передал ей письмо оттуда. По всей видимости, он привез какую-то очень важную весточку – я еще никогда не видел девчонку в такой радости. Она вчера отправила ответ с тем же гонцом – этот корабль отплыл сегодня.

– И часто эти гонцы к ней приезжают?

– Этого в первый раз вижу, – ответил Роджер. – А так примерно раз в полгода появляются, и всегда разные.

Странно, почему связь со своими она может поддерживать только таким способом, а не через почтовые лихтеры, которые ходят гораздо чаще. Так что будь спокоен – я знаю, о чем говорю.

Я еле сдержал вздох облегчения – первоначальная фраза Стентона ошпарила меня как кипятком.

– Мне нужна комната в твоем заведении, и срочно, – произнес я, глядя на сцену.

– Найдем, – равнодушным тоном ответил он, хотя было видно, что он также заметил реакцию Мулан. – На втором этаже тебя устроит?

– Вполне, ответил я. – Но расчет – по окончании пари. По-любому ты внакладе не останешься.

Галлахер секунду подумал, а потом презрительно усмехнулся в ответ:

– Ладно! Да будет так!

– Если Мулан спросит, скажешь, что я Виктор Стоун, торговец из Глазго. – Я ткнул пальцем ему в грудь.

– Остальное уже мое дело. Только обязательно дай мне знать.

Сомнений в том, что этот вопрос последует сразу же после появления моей персоны в баре в качестве постояльца, у меня даже не возникало. Наоборот, я знал, что она будет осторожно, но самым настойчивым образом выпытывать у Галлахера обо мне. Ее замкнутость и изолированность от окружающего мира играла мне только на руку – если она и слышала о каком-то Ричарде О’Нилле, то, естественно, интереса у нее это не вызвало никакого. Вдобавок возможность случайного разоблачения равнялась разве что шансу появления в баре Галлахера самой Элизабет.

Галлахер собственной персоной проводил меня в комнату. Она располагалась весьма удачно – комната Мулан находилась чуть ли не напротив моей. Однако свет у нее был потушен – по словам Галлахера, спать она уже легла, поэтому мне ничего не оставалось делать, как вернуться в родительский дом. Мне не нужны были лишние подозрения.

Игра

Домой я пришел далеко за полночь. Все уже спали, и я, стараясь не шуметь, тихонько поднялся наверх, следуя за Якобом, державшим перед собой медный подсвечник с горящей свечой. Этот неимоверно пунктуальный человек пользовался особым уважением со стороны отца и сопровождал его почти во всех поездках. У меня же он вызывал лишь глухую неприязнь своим занудством и мелочной педантичностью. Дэнис так же не питал к Якобу особой любви, и частенько, в отсутствии отца, показывал ему в спину язык или корчил рожи. Однако сейчас его вид почему-то подействовал на меня успокаивающе и я в первый раз искренне пожелал ему доброй ночи. Войдя в свою комнату, я увидел висящий на вешалке мой давнишний фрак, любовно выглаженный матерью. От него словно исходило тепло ее рук. Несколько секунд я смотрел на него в задумчивости, потом отворил платяной шкаф, вытащив из него весь свой гардероб и разложив на кровати, выбрал все, что мне было нужно. После чего убрал остальное, задул свечу и лег в кровать…

Утром за завтраком отец словно бы невзначай рассказал всем историю о том, как спас Рональда Блейка. Этим он явно хотел подбодрить меня перед предстоящей встречей.

– Почему тебе бы не поехать вместе с Ричардом? – спросила мать. – Ты уже давно не виделся с Рональдом, так что, я думаю, он рад будет встрече с тобой.

– Давно ли сэр Блейк был собственной персоной у нас в гостях? – ответил отец. – Или, может, он очень часто приглашал меня к себе сам? Нет уж, пусть не думает, что я прошу его милости. Кроме того, приглашен был Ричард. Вот пусть он сам и просит его благословения…

Поднявшись в свою комнату, я стал торопливо одеваться – Блейк терпеть не мог опоздания хоть на минуту. Стоя возле зеркала, я вносил последние штрихи: теперь на мне была белоснежная рубаха с кружевным воротником, черные бриджи, плотно облегающие ноги, и черный искрящийся жилет. Я был чисто выбрит, но чуть расстегнул рубаху у ворота, придав себе вид легкой небрежности. Обулся я в невысокие ездовые сапоги с расширяющимися кверху голенищами. Теперь, когда я был приглашен самим Рональдом Блейком, идеально выутюженный, с иголочки вид смотрелся бы более чем заискивающе. Поэтому даже походку я выбрал уже не чинную, с прямой спиной, будто привязанный к палке, а легкую и непринужденную.

Я спустился на конюшню, где Рой быстро и умело оседлывал Данаю – черную как смоль лошадь, единственную (раньше их было две) оставшуюся у нас, но уже заложенную. Ее еще не забрали только по просьбе моего отца о небольшой отсрочке. Всегдашний весельчак и любитель поболтать о разных пустяках, сейчас конюх был угрюм и молчалив как никогда. Мысль о том, что ему вскоре придётся расстаться с нами, видимо была ему очень не по душе. Я так же не сказал ему ни слова, молча приняв у него узду. Накинув дорожный плащ и глубоко надвинув на глаза шляпу, я выехал за ворота в ненастный, поливающий холодным ливнем дорогу день. Через пятнадцать минут я, сильно продрогший в своей довольно легкой одежде, подскакал к воротам особняка.