Околоток - [2]

Тремя другими помощниками были две собаки и крепкий паренек. Этот паренек связывал собак и безжалостно стегал их кнутом: тявканье должно было заглушать крики ребенка, с которого сдирали кожу, когда работа уже подходила к концу и гримасы гримасника больше не действовали. Эти завывания битых собак и вопли ребенка с содранной кожей легли в основу местного полифонического пения в грубой деревенской манере, которое можно услышать на свадьбах.

После того как кожа была содрана, ребенка осторожно душили шнурком: если смерть наступает быстро, мясо становится вкуснее. Кожу подвергали химической обработке, а затем мыли и сушили: для сушки использовали другого ребенка такого же роста, которого зашивали в эту кожу и три дня, сменяя друг друга, пороли широкими ремнями. Благодаря этому она сохраняла форму тела и приобретала удивительную прозрачность.

Затем ее распарывали, заново сшивали, волосы причесывали, и кожа так хорошо смотрелась, что с виду ее можно было принять за полого ребенка. Эти кожи очень дорого продавались страстным любителям - священникам, женщинам, школьным учителям, морякам дальнего плавания.

ПИСАТЕЛЬ

На почте у писателя были списки тех, от кого он получал письма и от кого их не получал. Пользуясь этим перечнем, писатель отправлял анонимные послания: грубые и оскорбительные - дабы умерить гордыню тех, кто был завален корреспонденцией, либо изысканные и замысловатые - чтобы развеселить тех, кто не получал ничего.

Он не подписывался, но умел подделывать любой почерк, и всегда казалось, что письмо, которое вы получили, пришло от знакомого. Вы мучительно размышляли над этим. Это письмо от писателя? В таком случае его следовало выбросить из головы. А что если его прислал друг, сосед, враг, забывший подписаться? Тогда нужно ответить, встретиться, выяснить.

Из-за этой двусмысленности каждое письмо вызывало в деревне ажиотаж, приводило к встречам, любовным историям и бурным ссорам, которые иначе никогда бы не произошли. Если бы не писатель, мы бы зациклились на собственной судьбе и без помощи этой лжи так никогда бы и не узнали, кто мы на самом деле.

ПТИЦЕВОД

Он переходил из одного сада в другой и ухаживал за деревьями (дело в том, что у нас не любили фрукты, а предпочитали мясо и пироги).

Птицевод со знанием дела расставлял ловушки, группировал породы деревьев, прививал, скрещивал, словно восторженный любовник: и эти букеты, фрукты, ароматы приманивали с высоты небес несметные полчища пташек, каждая из которых добавляла в общую картину собственный цвет и голос.

Ну а когда появлялись первые вишни и нашу кожу ласкало прохладное бледное солнце, мы разгоняли зимнюю тоску, поедая живьем птичек, попадавшихся под руку на деревьях.

В детстве я так любил ими лакомиться, что даже не выплевывал перышки и долго пережевывал эти пушистые трепетные создания, наевшиеся до отвала и раздувшиеся от плодов, пока их клювики у меня между губами допевали свою песенку.

ТЕРЕБИЛЬЩИК

В нашей деревне не любили, когда дети предавались одинокому наслаждению.

Поэтому у нас был детский теребильщик. Если мы узнавали, что какой-нибудь ребенок себя трогает, то вызывали теребильщика, который уводил паренька или девчонку в кусты либо в амбар - смотря по погоде - и там настолько умело ласкал бедного малыша или малышку, что те больше не могли получить удовольствие в одиночку. После нескольких таких сеансов ребенок приходил к теребильщику сам.

Поскольку ожидание перед его домом растягивалось до бесконечности, нетерпеливые парнишки рассеивались по всей округе попарно, по трое или даже целыми компаниями. Но эти ребяческие удовольствия были не в пример слабее тех, что доставлял теребильщик.

Ремесло теребильщика не приносило большого дохода и смертельно изматывало человека, занимавшего эту должность: ведь он одновременно позволял ласкать самого себя, чтобы дети не предавались порочной праздности. Если теребильщик не умирал от усталости, он страдал импотенцией и с возрастом нередко становился подтирщиком. Это было лучше, чем ничего.

ПОПРЫГУН

Попрыгун был свадебным шутом и участвовал в брачной ночи. На нем лежала обязанность лишать девственности мужей, пока те лишали девственности своих жен.

Его сопровождал молодой парень, который подготавливал его пенис. Один из этих пареньков наследовал в зрелом возрасте должность попрыгуна - если, конечно, он был красив, хорошо воспитан и имел большой член.

Однако в действительности жители деревни жульничали с этим старинным свадебным обычаем.

Обеспеченные мужья подкупали попрыгуна, чтобы тот не содомил их в брачную ночь. Что же касается анальной крови, наутро они показывали носовой платок, в котором попрыгун раздавливал пиявку, приложенную к ягодице ученика.

А бедные молодые люди, лишенные возможности подкупить попрыгуна, исступленно упражнялись между собой в содомии, дабы в знаменательный вечер их не застали врасплох.

Но попрыгуну не на что было жаловаться. Позднее эти молодые люди, тоскуя по юношеским утехам, тайком приглашали к себе общинного попрыгуна и с лихвой вознаграждали его за услуги. Это и служило залогом его процветания, ведь женятся у нас не так уж часто.