Около кота - [21]

Итак, история Алая. Как и подозревал я, он оказался из высокородных. И не просто дворянин какой захудалый, а самый настоящий тмаа! Алай Гидарисайи-тмаа его полное имя! Из младшей княжеской линии, не кот чихнул! Правда, род его уже давно изрядно обеднел, и из всех прошлых богатств остались у семейства Гидарасайи только дом в столице да пара деревенек, особого дохода не приносящих.

Отец Алая, высокородный господин Хангиль Гидарисайи-тмаа, как и большинство знати, восемь лет назад присягнул на верность Высокому Собранию. И служил в столичной гвардии, полковником был. Столичная гвардия – не мне вам объяснять – в войнах не участвует, это раньше была королевская охрана, а теперь охраняют они дворец Высокого Собрания. От кого, неясно, но охраняют.

Алай – младший сын, а двое старших, уже взрослые, Хинагилай и Гутаири, тоже служили в гвардии, в звании лейтенантов. Правда, не в отцовском полку, а в другом, коим командовал высокородный граф Хубару-тмаа.

Мать Алая, именем Бусинараи, происходила тоже из благородного рода, но не столь знатного. Обычная женщина – вышивками занималась, составлением букетов и писала семистишия о всяких там цветущих сливах и полночных звёздах, похожих на спелые яблоки.

А сам Алай ходил в Благородное Училище, четыре класса окончить успел, читал книжки и хотел не воином стать, как отец и старшие братья, а путешественником. Чтобы открывать новые земли и описывать тамошних зверей и птиц.

В общем, обычная благородная семья, всё у них было хорошо. И тут – помните, Арахайское дело? Очередной заговор против Высокого Собрания. Случилось это за два года до того, как Алай попал к господину Алаглани. Так вот, тогда многих высокородных взяли – в том числе и отца Алая. Дескать, тоже был с заговорщиками, тоже собирался сбросить справедливую власть и посадить на трон герцога Имхая Хромого, укрывшегося во враждебной Нориланге. И тут же, вслед за отцом, братьев арестовали, а на другой день – и Алая с матерью, и двух слуг их. Прямиком в подземелья Башни Закона отправили. Зима тогда была, и, как помните, лютые холода стояли.

Ну, сами понимаете, сейчас уж невозможно понять, был ли тот заговор на самом деле, а если и был, имел ли полковник Гидарисайи-тмаа к нему отношение. Алай, конечно, уверен, что ни в чём его отец не виноват, но по-всякому может быть, сами знаете.

В общем, отца и братьев, как прямых заговорщиков, на Придворцовой площади посадили на колья – вместе с ещё парой десятков то ли безвинных жертв, то ли светлых героев. А Алая с матерью в цепях туда привели, и видели они казнь от начала и до конца. Потом снова в подвал отвели. Благородная Бусинараи умом тронулась от этого зрелища, а к тому же и простыла в подвале. Там же не топят, сами понимаете. Охапка соломы – и грейся как знаешь. В общем, начала она кашлять, кровотечения горловые пошли, и недели через три после казни померла она. Призвал Творец. Ну вы представьте, каково Алаю было, на двенадцатом-то году – сидеть в камере у трупа матери. Я-то понимаю, но и мне попроще всё же пришлось – всё же и не так сразу у меня это случилось, и не такого я был тонкого да благородного воспитания. К тому же было мне кого ненавидеть тогда… Да, почтенный брат, я прекрасно знаю, какое недостойное чувство ненависть и что по её поводу говорится в Посланиях. Но правда и то, что моя ненависть меня тогда поддержала, в самые чёрные дни. А кого было ненавидеть Алаю? Его-то воспитывали в преданности Новому Порядку. На чьи головы молнию выкликать? На членов Высокого Собрания? На самого гражданина Благоуправителя? Словом, тяжко, очень тяжко ему в подвале пришлось.

А меж тем и его судьба решилась. Отправили его на медные рудники, на юг. На те самые, куда не доехал, как помните, купецкий сын Гилар. Вообще очень похоже вышло. Тоже в цепях вывели из подвала, посадили на телегу, отвезли в острог, там он месяц пылился, пока не набралось достаточно таких же бедолаг, на бессрочную каторгу осуждённых. И повезли их на юг, в горы. Только никакие верёвки княжеский сын, в отличие от купецкого, не перетёр – куда ему! Иначе вышло. Среди стражников оказался один десятник пожилой, который когда-то под началом его отца, высокородного Гидарисайи-тмаа, служил. И сжалился над ним десятник, на одной из стоянок расковал – и его, и ещё пару-тройку парнишек. Велел им набрать хворосту в лесу и тащить, ибо мороз тогда стоял лютый и сказал десятник командиру своему, что пусть уж лучше люди обогреются, чем на рудник мёрзлые трупы везти. А того не сказал, что успел заранее в тот лес сбегать и спрятать под вывороченной елью полушубок, шапку да рукавицы. Ну и мешочек с медяками. И шепнул Алаю, как ту ель найти и как потом из леса на торговый тракт выбрести.

Так и получилось. Десятника, наверное, наказали за побег – и до сих пор Алай мучается от этой мысли. Хорошо ещё, если просто посекли, а могли и казнить, согласно воинскому уложению о преступлениях. Охрана же отвечает головой за арестованных… Алай, сказал, сам не знает, что на него нашло – то есть почему он тогда десятника послушался и от каравана сбёг. Надо было, сказал, остаться – сберёг бы тогда не голову, а честь. Ну, сами понимаете, высокородный. Честь превыше нужды и всё такое… Теперь за душу того десятника Изначальному Творцу мольбы воссылает, только не знает, за живого молить, за мёртвого ли…