На этой лоскутной планете долгое время будут преобладать люди, в этом не было никаких сомнений. Но даже они не сумеют побороться со льдом. В мятущемся, опасном мире было полным-полно мест для обследования. Полным-полно пространства для существ, наделенных потенциальными способностями. И не было никаких особых причин для того, почему этот потенциал следовало реализовывать точно так, как это происходило прежде. На Мире все могло произойти иначе. Может быть – лучше.
Дочь взвесила на ладони тяжелый камень и смутно представила себе, что можно было бы сделать с его помощью. Она совсем ничего не боялась. Теперь она была властительницей мира, вот только не была так уж уверена в том, чем заняться в следующую минуту.
Но это ничего. Она что-нибудь придумает.
Бисеза ахнула и пошатнулась. Она стояла.
Звучала музыка.
Она увидела перед собой стену, на которой красовалось увеличенное изображение невероятно красивого молодого человека, поющего в старомодный микрофон. Невероятно красив. Все правильно. Он был синтезированной звездой, квинтэссенцией страстных воздыханий девчонок на пороге подросткового возраста.
– Боже мой, как он похож на Александра Македонского!
Бисеза не могла отвести глаз от перемещающихся по экрану цветов, от их яркости. Она не осознавала, какими тусклыми были краски Мира.
Софт-стена проговорила:
– Доброе утро, Бисеза. Это сигнал твоего будильника. Внизу накрыт стол к завтраку. Главные новости сегодня…
– Заткнись.
Ее голос прозвучал хрипловато – горло пересохло от пустынной пыли.
– Ясно.
Снова сладко запел синтезированный юноша. Бисеза огляделась по сторонам. Это была ее спальня в ее лондонской квартире. Она казалась такой маленькой и тесной. А кровать – большая, мягкая, аккуратно застеленная.
Она подошла к окну. Ее солдатские ботинки тяжело ступали по ковру и оставляли следы – с них осыпалась красная пыль. Небо было серым, вот-вот должно было встать солнце, из полумрака проступал силуэт лондонского городского пейзажа.
– Стена.
– Бисеза?
– Какой сегодня день?
– Вторник.
– Меня интересует дата.
– А. Девятое июня две тысячи тридцать седьмого года.
День после крушения вертолета.
– Я должна находиться в Афганистане.
Софт-стена кашлянула.
– Я успела привыкнуть к тому, что у тебя частенько меняются планы, Бисеза. Помнится, как-то раз…
– Мам?
Тихий сонный голосок. Бисеза обернулась.
Она стояла на пороге – босая, с голым животом и растрепанными волосами, и терла кулаком глаза. Заспанная восьмилетняя девчушка. На ней была ее любимая пижамка – та самая, с пляшущими героями мультиков. Она не желала с ней расставаться, хотя пижама ей была мала уже на пару размеров.
– Ты не говорила, что приедешь.
Что-то надорвалось в груди у Бисезы. Она бросилась к дочери.
– О Майра… Майра съежилась.
– От тебя как-то пахнет… смешно.
Бисеза в ужасе окинула себя взглядом. В своем оранжевом летном комбинезоне, испачканном, изорванном, покрытом коркой пропитанного потом песка, она смотрелась в квартире из двадцать первого века примерно так же странно, как если бы на ней был космический скафандр.
Она заставила себя улыбнуться.
– Пожалуй, надо мне душ принять. А потом мы позавтракаем, и я тебе все-все расскажу…
Освещенность комнаты немного изменилась. Бисеза повернула голову к окну. Над городом, словно дирижабль, парило Око. Бисеза не смогла бы определить, насколько оно велико, на какой высоте находится.
А над крышами Лондона поднималось зловещее солнце.
