Око возрождения - [5]

И сэр Генри с новыми силами в который раз начинал все сначала. Через три года медленного последовательного приближения у него возникло ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Это странное чувство не покидало его даже в моменты, когда он был абсолютно уверен в том, что находится в полном одиночестве. Именно тогда он и написал свое первое письмо ко мне. А через несколько дней произошло событие, положившее конец неопределенности.

Был весенний базарный день, и утром полковник отправился к палаткам на окраине городка, чтобы в очередной раз порасспросить людей об “Оке возрождения”.

Мычали яки, на разные голоса выкрикивали что-то свое торговцы, покупатели бродили среди палаток, рассматривая посуду, упряжь, оружие и другие товары. Полковник медленно брел по базару, разглядывая публику. Вдруг он ощутил сильный мягкий толчок в спину. Он обернулся, но рядом с ним никого не было. Однако метрах в двадцати от себя полковник увидел рослого ламу, пристально на него глядевшего. Встретившись с ним взглядом, полковник вновь ощутил толчок, но на этот раз — изнутри. Это было непостижимое ощущение — словно сила взгляда ламы сквозь глаза проникла внутрь тела сэра Генри и там взорвалась мягким беззвучным ударом. Лама жестом подозвал полковника.

— Я пришел за тобой, — сообщил он на вполне пристойном английском, когда сэр Генри приблизился. — Идем.

— Постой, мне нужно кое-что взять из своих вещей.

— У меня есть все, что может понадобиться тебе в пути. Идем. Когда ты вернешься, все твои вещи будут в полной сохранности. Хозяин гостиницы о них позаботится.

С этими словами лама Кы-Ньям — а это был именно он — повернулся и медленно пошел прочь. Прихрамывая и опираясь на свою трость, полковник последовал за ним.

Никто из окружавших их людей не обернулся, никто не посмотрел им вслед. У полковника возникло впечатление, что с того момента, как взгляд его встретился с взглядом ламы, для всех окружающих он исчез — они попросту перестали его замечать, как будто взрыв силы взгляда ламы внутри тела полковника окружил его неким непрозрачным для обычного человеческого восприятия экраном. Полковник чувствовал — все, что он знал, все отношения, к которым привык, все, составлявшее социальное значение и жизненный опыт личности, которой он себя считал, осталось снаружи — за этим невидимым экраном, там, среди суеты базарного дня.

А внутри — внутри было нечто беспомощное, лишенное точки опоры, то, чему предстояло начать учиться жить с самого начала. И, словно ухватившись за тонкую ниточку последней надежды, он послушно брел за ламой.

Они шли весь день. Когда спустились сумерки, полковник с удивлением обнаружил, что почти не устал. Темнота застала их у входа в узкое ущелье.

— Заночуем здесь, — объявил Кы. Это были первые слова, произнесенные им за день пути. — Вон там над уступом есть пещера. В ней — еда и вода.

Они поднялись по склону. Пещера оказалась неглубокой, но очень удобной. В глубине ее в скале было выдолблено нечто вроде лежанки. Лама Кы развел костер, и в котелке, который достал из расщелины, сварил немного ячменя. Воду он брал из круглой ямки, находившейся возле стены пещеры.

Когда полковник поел, лама Кы спустился из пещеры вниз, нарвал на дне ущелья охапку какой-то душистой травы, расстелил ее на каменном топчане и велел полковнику ложиться спать. Когда тот устроился, лама Кы заботливо укрыл его своим выгоревшим на солнце огромным шафранно-золотистым плащом из грубой ткани.

— Ты очень неплохо говоришь по-английски... — произнес полковник.

— У меня было время научиться, — уклончиво сказал Кы. — И не только говорить по-английски.

— И давно ты водишь людей в обитель? — поинтересовался полковник.

— Давно.

— А кто был ламой Кы до тебя?

— Никто.

— Да, но я слышал, что лама Кы приходил за избранными и триста лет назад.

— Приходил.

— Значит, кто-то был ламой Кы-Ньям до тебя?

— Почему ты так решил?

— Но не мог же ты...

— Почему?

— Но ведь ты же совсем молод. По виду тебе не дашь больше сорока. Триста лет назад... Даже если источник молодости...

И тут полковник вдруг осекся. Он начинал понимать.

— Спи, — сказал лама Кы, — завтра я разбужу тебя на рассвете.

Затем он принялся выполнять какие-то упражнения. Полковник не мог видеть ламу в темноте, засыпая, он слышал только его ритмичное дыхание.

Наутро Кы сварил немного горных бобов, накормил полковника, и они вновь отправились в путь. На вопрос полковника, почему лама ничего не ест, тот ответил, что ламы вообще не едят в пути. Накануне вечером полковник не очень хорошо разглядел ламу в свете угасающего костра. А в течение предыдущего дня пути тот ни разу не снял свой плащ с капюшоном. Теперь же полковник получил возможность рассмотреть ламу Кы без плаща. На нем были мягкие сапоги из невыделанной ячьей кожи, легкие хлопчатобумажные штаны и красная безрукавка из какой-то странной ткани. Гладкая упругая оливкового цвета кожа и идеальные линии сухощавого мускулистого тела ламы произвели на полковника поистине потрясающее впечатление. Перекинув свой плащ через плечо, лама Кы легко шагал по камням и молчал.

Полковник с удивлением обнаружил, что поспевать за ламой не так уж трудно. Конечно, тот шел медленно, однако не настолько, чтобы сэр Генри со своей тросточкой мог следовать за ним с такой легкостью. Он спросил у ламы, в чем тут дело.