Око силы. Первая трилогия. 1920-1921 годы - [54]

После чаю компания разошлась по углам. Степа присел на лавку и закрыл глаза – многодневная усталость давала о себе знать. Внезапно он почувствовал чье-то присутствие.

– Господин Косухин? – Наталья Берг незаметно для Степы успела подойти и присесть рядом. – Я вас ни от чего не отвлекла?

– Нет… это… не отвлекли, Наталья Федоровна, – растерялся Косухин, вовремя вспомнив имя-отчество девушки.

Берг рассмеялась.

– Степан, не подражайте нашим ученым мужам и не именуйте меня с «ичем»! Можно подумать, что я мадам Кюри, и мне по меньшей мере семьдесят лет!

Степан не знал, кто такая мадам Кюри, но смысл сказанного до него вполне дошел.

– Тогда вы это… и меня господином не дразните… Наталья…

– Нет, «Наталья» – плохо, – покачала головой девушка. – Прямо Карамзин какой-то! На «Натали» не претендую, зовите Наташей. А вам как больше нравится – Степа или Степан?

– А никак, – осмелел Косухин. – «Степа» – как-то обидно, а «Степан»… Ну чего, Разин я что ли?

– Тогда остановимся на «Косухине», – решила Берг. – Звучит очень современно. Итак, Косухин, как там моя кошка?

– При кухне кошка, – сообщил Степа, благоразумно умолчав, что кухня эта – тюремная.

– Рада за нее, – кивнула девушка. – Я должна извиниться перед вами…

– За что? – поразился Косухин.

– За Али-Эмете. Маскарад был нелеп, но, честное слово, в ЧК мне не хотелось. Еще повезло, что на квартиру налетели вы, а не ваш этот… Чудов. Он бы и Али-Эмете не помиловал!

Степа, вспомнив свой разговор с Провом Самсоновичем, вынужден был признать полную справедливость данного предположения.

– Вы меня тоже извините, Наташа. Я… Ну, в общем, я бы все равно не выстрелил…

– Я знаю, – серьезно ответила Берг, и Степа ей почему-то сразу поверил.

– Ага, – согласно кивнул он, желая закончить неприятный разговор. – Наташа, а вы тоже лететь собрались?

– К сожалению, нет. Я буду на земле, Косухин, хоть, видит Бог, с удовольствием променяла бы свое место в рубке на право быть рядом с вашим братом. Если бы вы видели «Мономаха»!..

– А какой он? – подхватил Степа. – И вообще, Наташа, расскажите мне… Ну… с самого начала.

– Постараюсь, – кивнула девушка. – Знать бы только, где это начало…

В эту ночь Арцеулов решил не спать. Верный «бульдог» он пристроил под рукой, а сам лег поближе к двери, чтобы Степа не смог добраться до его горла, как это сделал бы на его месте он сам.

Утро началось странно. Лошади неожиданно заупрямились, отказываясь сделать хотя бы шаг. Выехать смогли только через час – и то с немалым трудом. Семирадский лишь пожимал плечами, сетуя на потерю кучерской квалификации, но Степа задумался всерьез. «Волков чуют…» – решил он, но промолчал.

Ехали медленно. Лошади то и дело останавливались, пряли ушами и испуганно дергались из стороны в сторону, норовя опрокинуть сани, поэтому несмотря на все усилия к Орлику – последнему селу перед Сайхеном – добрались уже в глубоких сумерках. Прямо у околицы их встретил вооруженный патруль. Косухин и Арцеулов невольно переглянулись, рука капитана сама легла на затвор карабина, но трое бородачей с охотничьими ружьями, ничего не сказав, пропустили поздних гостей. Полковник пожал плечами, велев ехать к одному из домов в центре села.

Открыл им мужчина лет сорока, очень высокий, худой, с короткой, явно не крестьянской, бородкой. Да и по целым залежам книг, которыми была завалена изба, было ясно, что попали они в гости к человеку образованному.

– Он местный учитель, из ссыльных, – сообщил Лебедев своим спутникам, покуда хозяин помогал Семирадскому распрягать лошадей. – Мы у него уже останавливались.

Хозяин отрекомендовался Родионом Геннадиевичем. Услыхав слово «ссыльный» Косухин не преминул присмотреться к сельскому интеллигенту. Среди кучи книг Степа сразу же приметил несколько томиков Кропоткина.

«Никак, анарх», – решил Косухин.

Анархистов Степа не любил, хотя среди них был сам товарищ Каландаришвили – знаменитый вождь сибирских повстанцев. Впрочем, «анархи» были все же получше, чем эсеры или всякие там меньшевики.

О политике, однако, не говорили. Правда, Арцеулов тут же спросил о встреченном ими патруле, но ответ его откровенно озадачил.

– Волки, господа, – пояснил Родион Геннадьевич. – Признаться, такого здесь еще не было на моей памяти. В селе паника. Уже трое погибли…

– То-то лошади бесились! – понял Степа.

– Ничего, – махнул ручищей профессор. – В крайнем случае дойдем пешком! До Сайхена рукой подать.

– Два дня пути, если пешком, – задумался Лебедев. – Лишний день – не беда. Надо достать лыжи…

– Лыжи достанем, это несложно, – заметил хозяин, и помолчав, внезапно заговорил совсем другим тоном. – Господа, вам лучше остаться! Здешние жители не из пугливых, но такими я их еще не видел. А ведь кержаков трудно напугать! Они уверены, что это не просто волки…

– И вы туда же, коллега! – возмутился Семирадский. – Вы же учитель, материалист. Помилуйте, как можно? Февральские волки, упыри, оборотни!..

– А я не материалист, господин профессор, – усмехнулся Родион Геннадьевич, выждав момент, пока Семирадский переводил дух после очередной тирады.

– Как?! – чуть не подпрыгнул тот. – Простите, батенька, но вы же учитель! И, по-моему, извините, из политических!