Око Марены - [73]

– А-а-а… э-э-э, мы вот… едем… туда… – проблеял он наконец нечто нечленораздельное, махнув рукой в сторону Твери.

«Красноречивый» ответ Константина, судя по всему, очень понравился молодой боярышне, как успел окрестить ее про себя рязанский князь. Прекрасно понимая, чем именно вызвано его косноязычие, она поначалу заливисто засмеялась, потом смущенно опустила глаза, и вдруг ресницы резко вскинулись вверх, и его вновь окунуло в бескрайнюю небесную синеву. Это был точно рассчитанный залп. Десятки корабельных орудий самого тяжелого калибра в упор расстреливали беззащитный парусник Константина. Таких пробоин он не получал никогда в жизни и теперь неотвратимо погружался на дно, опускаясь все глубже и глубже в бездонную синеву – опять синеву – васильковых глаз незнакомки.

– А мне, вам, кто, у кого, то есть за кого свечу, я тоже? – поинтересовался он непринужденно. Навряд ли на его столь ясный вопрос сумел бы дать ответ даже прославленный Шерлок Холмс, но, как ни странно, боярышня вполне его поняла. Поняла и удивилась. (А может, просто сделала вид.)

– Я же сказывала – Вейкой мою холопку кличут.

– Она у вас холопкой служит, а вы, стало быть, боярышня будете? – начинал постепенно выныривать из морской пучины Константин. Выныривать, чтобы увидеть над головой синее небо, столь же бездонное, как и море.

– Ну, пусть будет боярышня, – лукаво усмехнулась девушка и, посерьезнев, спросила: – А ваш, ну лекарь, он хороший? Сможет ей подсобить, чтоб оклемалась девка? – И пожаловалась с поистине женской непосредственностью, при которой зачастую прощается самый махровый эгоизм: – А то скушно мне без нее будет. Одна она у меня от тятеньки и осталась в новом дому.

«Значит, точно замужем», – сделал окончательный вывод Константин, и ему вдруг стало так тоскливо, что хоть волком вой.

– К мужу, поди, едешь? – грустно, но еще продолжая надеяться на какое-нибудь чудо, уточнил Константин.

Боярышня сразу как-то поскучнела, глаза ее мгновенно потемнели чуть ли не до фиолета, и она с каким-то непонятным вызовом, совершенно иным сухим голосом, произнесла:

– А тебе-то что?

– Да нет, я ведь так, ничего, – лихорадочно заторопился Константин, понимая, что ляпнул что-то не так, но не понимая, что именно и как это исправить.

– Смотри, гость торговый. У меня муж ух какой строгий. Если что в голову втемяшится, он от своего не отступит. Коя вещица ему в руки попала – так оно уж навечно.

– Так ведь ты-то не вещь, – возразил Константин.

– Я?! – И цвет глаз у незнакомки превратился чуть ли не в черный.

Она сердито хмыкнула и отвернулась.

– Ты не серчай, если я чего не так сказанул, – проникновенно произнес виноватым тоном Константин. – Уж прости дурака. Не хотел ведь обидеть. Известное дело, народ мы простой, торговый, спросим чего-нибудь, дак опосля самих стыдоба берет – хушь стой, хушь падай, – зачастил он, поспешно напяливая на себя маску эдакого веселого и недалекого разбитного парня из купеческих рядов.

– Не свое речешь, – скучно заметила боярышня. – Ведь не твоя то личина[132]. Почто напялил?

«Ух ты, как точно она меня вычислила», – подивился в душе Константин, а вслух ответил:

– И то правда – не моя.

– Молодец хоть, что честный ответ дал, – вновь повернулась к нему боярышня, и Константин с облегчением заметил, что почти черный враждебный цвет ее глаз снова сменился на ослепительную синеву.

– Мне ведь уже ехать надобно, – жалобно произнес Константин. – Ты бы хоть назвалась. Все имя в памяти останется.

– Да на кой оно тебе? – капризно дернула плечом девушка. – Поди, и не свидимся боле. Пущай так и останется загадкой.

– Так и не скажешь? – вздохнул Константин.

– Да мне-то не жалко, токмо ни к чему оно тебе, – решительно ответила девушка. – А за подмогу спасибо. Ты даже и не знаешь, как мне дорога жизнь Вейки. Бог даст, свидимся, отплачу за доброту с лихвой. Внакладе не останешься. Коль попадешь в Переяславль…

– В Рязанский? – волна ликования подняла Константина высоко-высоко над морской пучиной.

Еще миг, только руку протянуть, и дотянешься до синих небесных высот…

– Зачем? – удивилась девушка. – Залесский. И вновь отчаянный полет, только уже вниз, на самое дно… А боярышня, не заметив, продолжала:

– В княжий терем загляни. Там Ростиславу спросишь.

И хотя казалось, что некуда уже погружаться, что уже дна давно достиг, но падение неудержимо продолжалось. Все ниже и ниже… То не слова были – выстрел. И вновь в самое яблочко пуля угодила. Да еще отравленная. Константин почти физически чувствовал, как входит она в тело, с хрустом вгрызаясь в сердце, раздирая его в клочья, как быстро-быстро растекается по крови смертельный яд.

– Нужда в гривнах будет – подсоблю, не сумлевайся, – донеслось до него откуда-то издалека, с горних вершин, таких прекрасных и… таких недоступных. – Да что с тобой, гость торговый? – услышалон как сквозь сон.

Однако длилось это недолго, всего несколько секунд.

– Княже! – раздался с саней призывный окрик. Константин оглянулся. Юрко, уже сидя в санях и держа в руке вожжи, красноречиво жестикулировал, показывая, что можно отправляться в путь.

– Вот как? – снова раздался сухой безжизненный голос рядом.