Окно в прошлое - [6]

После этого я побывал у профессора несколько раз. Мы много беседовали. Признаюсь, рассуждения профессора смущали меня. Они были так необычны, так не согласовывались с привычными представлениями о действительности, что рождали естественное, чувство недоверия. Я не раз ловил себя на мысли, что передо мной человек, одержимый маниакальной идеей, воспоминание о загадочном альбоме рождало тревожное ожидание.

Скажите, разве у вас не появлялось желание отрешиться от неумолимой логики вещей? Разве мир не являл вам в часы размышлений свою загадочную романтическую сторону? Да в сущности и не плохая вещь - романтика… В ней - свое очарование. Она не только противоречит науке, но и во многом помогает ей.

И вот Настал, наконец, один из самых замечательных вечеров моей жизни. Мы сидели в столовой у открытого окна. Теплый августовский ветерок чуть-чуть шевелил штору. С улицы доносился неумолчный шум большого города. Сгущались сумерки, но Воробьев предложил не зажигать огня.

- Люблю я, знаете, сумерки. В них что-то благотворно действующее на нервы.

Он встал и. облокотившись на подоконник, загляделся в окно. Я видел его узкую чуть сутулую спину с выступающими лопатками. Его небольшая сухая фигура силуэтом рисовалась на фоне окна. Только прядь волос на виске блестела в слабом свете.

- Ну вот, уважаемый тезка, - заговорил он через минуту. - сегодня я решил показать вам свое сокровенное. Я достаточно надоел вам за последние дни рассуждениями. Боюсь, что у вас сложилось обо мне нелестное мнение. Вот и спешу оправдать свою философию.

Он провел меня в смежную с кабинетом комнату, единственное окно которой было плотно закрыто тяжелой шторой. Комната скупо освещалась электролампочкой, подвешенной у самого потолка под розовым абажуром. В ней не было другой обстановки, кроме двух кресел и низкого полированного шкафчика, над которым к стене был прикреплен большой матовый экран в красивой овальной раме. Профессор усадил меня в кресло напротив экрана, а сам подошел к шкафчику.

- Поскольку вы не физик, - заговорил он, - я не буду утруждать вас техническими пояснениями, а сразу перейду к демонстрации своего изобретения.

Он открыл дверцы шкафчика, и я увидел два отделения - верхнее и нижнее, - облицованные материалом, напоминающим фарфор. Оба отделения освещались электролампочками. В нижнем находилось какое-то электронное устройство. Я видел радиосхемы, блоки печатных схем и множество других совершенно непонятных для меня деталей. В верхнем отделении было нечто совершенно для меня непонятное: на бесчисленных, пересекающихся под разными углами тросиках были укреплены тысячи прозрачных, сверкающих всеми цветами радуги кристаллов. Отделение напоминало ларец с драгоценными камнями. Там находились также тончайшие спирально закрученные проволочки, какие-то ампулы, наполненные цветной люминисцирующей жидкостью, и многое другое, что я не сумел запомнить. Я подозревал, что профессиональный секрет профессора заключен именно в верхнем отделении. Так и оказалось.

- То, что вы видите, - результат моей многолетней работы. Вот здесь, - профессор указал на верхнее отделение. - находится основная часть прибора. Ну а сейчас без лишних рассуждений начнем.

Он закрыл дверцы шкафа и склонился над небольшим пультом, расположенным под экраном. Долго настраивал какие-то рычажки, переводил стрелки, нажимал кнопки. Наконец экран засветился бледно-голубым светом.

- Виктор Григорьевич! - воскликнул я, - а ведь мне ясно! Догадываюсь… Это - новая, и, конечно, наиболее совершенная модель телевизора.

- Не торопитесь! Прошу вас, не торопитесь с заключениями, - обернулся ко мне профессор, - вы, батенька, еще ни о чем не догадались!

Он выключил в комнате свет и, пользуясь освещением от экрана, продолжал настраивать прибор. Я же сидел, озадаченный его словами и, затаив дыхание, следил за каждым его движением.

И вот в -центре появилось яркое желтое пятно. Оно быстро увеличивалось. Оно охватило всю площадь экрана, залив комнату солнечным светом. И вдруг… Я привстал от неожиданности. Экран исчез. В раме открылась широкая перспектива.

Передо мной берег моря. Оно густо-синее. Белые гребешки волн. Ослепительно-голубое небо дышит полуденным жаром, но его, кажется, смягчает влажный морской ветерок. Совсем близко, на песке, большой ноздреватый камень, нагретый солнцем.

Видение было настолько отчетливым, что создавалась полная иллюзия открытого окна. Я различал каждую песчинку, каждую шероховатость, каждую трещинку на камне. Я видел комки зеленых водорослей, присохших к нему, маленькие раковины, попавшие в углубления… Я с изумительной ясностью видел, как отступающая волна оставляла на песке влажный след. Я был настолько поглощен всем этим, что голос профессора заставил меня вздрогнуть.

- Нравится?

- Это… это…

- Ладно уж! Давайте-ка лучше смотреть…

Вдали над морем появилась темная точка. Она быстро приближалась. Вот уже это не точка, а, видимо, птица. Она неуклюже машет большими крыльями.

Странная птица!

- Смотрите! - Воробьев схватил меня за рукав, - он летит прямо на нас. Сейчас мы его…

В это время загадочный летун круто повернул и стал удаляться.