Окнами на Сретенку [заметки]

Шрифт

Интервал

Бабушка (1860 (28.09) — 1934 (02)) — Бабушка моя с материнской стороны, Вильгельмина Хан (Hahn), была родом из большой крестьянской семьи, жившей в деревушке близ города Гюстрова в Мекленбурге. Две старшие ее сестры вышли замуж за городских чиновников, жили зажиточно и чурались своей крестьянской родни. Еще одна сестра жила потом с мужем в Ростоке, вторая вышла за крестьянина в другой деревне, тоже недалеко от Гюстрова. Оба брата остались крестьянами, один из них рано погиб — падая с сеновала, он напоролся на вилы. Бабушка же моя еще в очень юном возрасте пошла в няньки. Жила она в Ганновере при многодетной еврейской семье. Вильгельмина любила детей, и в той семье к ней очень хорошо относились, была привязана к этой семье и бабушка; впоследствии она дала всем своим детям имена тех воспитанников. Там, в Ганновере, ее приметил, проходя мимо дома, портной Юлиус Бютов, красивый молодой человек с широко расставленными карими глазами. Он влюбился в нежную голубоглазую Вильгельмину с первого взгляда. Из какой семьи он вышел, так никто и не узнал, невесте своей он сказал только, что родом из Штеттина, что рассорился с отцом и братьями и решил стать портным. Тогда ученикам-ремесленникам в Германии полагалось несколько лет скитаться, учиться у разных мастеров, потом проработать у кого-нибудь в подмастерьях, и если последний хозяин был доволен человеком, то выдавал ему свидетельство на звание мастера. Вот Юлиус как раз и заканчивал срок своего учения в Ганновере. Он женился на бабушке, и они обосновались в Гюстрове, где вскоре дед стал известным мужским портным, всеми уважаемым и ценимым. Появились дети: Пауль (умер в 14 лет от дифтерита), Берта, Эльза, Карл, Марга и Анна. Все четверо младших детей были похожи на отца — у всех крупные черты лица, широко расставленные глаза и довольно длинные носы с горбинкой.

Пока у Юлиуса дела шли хорошо, семья жила в достатке, Пауль и Берта учились в гимназиях. Но потом на Юлиуса стали находить странные приступы рассеянности, вдобавок к чему он начал попивать и на заработанные деньги угощал собутыльников. Клиентов становилось все меньше. Наконец он порезал в клочки уже сшитый для кого-то сюртук. Его увезли в дом для умалишенных, где он вскоре и умер. Оказалось, что у него была опухоль мозга — следствие того, что он еще в годы ученического странствования вблизи города Ауэ, несмотря на предостережение местных жителей, напился воды из радиоактивной речушки, «содержащей свинец» (точнее, уран). Когда он умер, Анна только родилась, а маме было всего два года. Бабушку стали одолевать кредиторы: она и не подозревала, что муж ее наделал столько долгов. Но надо было расплатиться со всеми. Она распродала всю мебель и ценные вещи и поселилась со своими пятью детьми в доме для бедных. Сама же пошла работать прачкой и с утра до вечера стирала в чужих домах. Когда приезжал граф Фрайхерганц Эдлер хер фон унд цу Путлиц, она прислуживала у него в доме, и он ценил и жалел ее, чистоплотную, тихую и трудолюбивую, дарил ей одежду для ее детей. Вообще же жизнь бабушки, совсем молодой еще женщины (34 года), со смертью мужа потеряла всякую прелесть. Старшая ее дочь Берта вскоре уехала в Берлин, вышла там замуж и, насколько мне известно, больше в Гюстров к матери не приезжала. — Здесь и далее — прим. автора, если не указано иное.

Моисей (1899 (12.08) — 1978) — Из всех мальчиков семьи младший, Моисей, обладал самой приятной наружностью. Он, правда, рано облысел, но до старости оставался привлекательным. Он был очень мягок, добросердечен, порядочен до некоторой скучности. Гимназию он окончил с серебряной медалью, потом, после революции, окончил два факультета Бакинского университета — экономической географии и английского языка. У него была написана диссертация по географии Индии, но до защиты дело не дошло, и он потом всю жизнь преподавал английский язык.

Личная жизнь его сложилась очень странно. Он ухаживал за бакинской красавицей Р., несколько раз делал ей предложение, но та все оттягивала ответ и вдруг объявила ему, что выходит замуж за М., военного фармаколога. Моисею бы презреть ее, неверную, и жениться на другой — говорят, в него были влюблены многие хорошие девушки и выбор невест был богатый, но… Он отдал всю свою жизнь и свободу — Р. Муж ее оказался импотентом, и дочка, которую она родила, была от Моисея. Они втроем жили в одной квартире — М. был у Р. для души и для выходов в свет, а Моисей — для постели и кармана, ибо говорили, что она обирала его как липку. Дядя обожал дочку, которая папой называла не его. Он дружил с М. и часто ездил с ним на рыбалку. Р. играла Моисеем и то грозилась прогнать его, то плакала, что он ее не любит, занят диссертацией вместо того, чтобы заработать больше денег. Весь Баку, все родные смеялись над ним, пожимали плечами и крутили пальцем у виска. Когда дочка была в седьмом классе, кто-то рассказал ей о том, кто такой этот Моисей, живущий с ними в квартире, и она его возненавидела. За несколько недель до смерти я, впервые затронув с ним эту тему, спросила: «Как вы могли так жить?» И он ответил мне: «А что? Да, многие думали, что я дурак, что я несчастлив, а ведь на самом деле я был самым счастливым человеком на свете. Разве многим дано такое — иметь рядом с собой до самого конца единственную горячо любимую женщину и самого близкого друга? Ведь М. был золотой человек, я таких больше не встречал. И еще дочка. И потом мы вместе с Р. воспитывали внучку… Нет, нет, я уверен, что такое счастье мало кому выпадает. Я благодарен своей судьбе».

Дед (? — 1932) — Дед мой с папиной стороны, Лев Давыдович Фаерман, был польский еврей, каким-то образом попавший на Кавказ. Там он стал ухаживать за Верой Воскобойниковой, чьи родители, видимо, отказали ему как человеку очень бедному. Тогда он похитил свою возлюбленную, куда-то далеко умчал ее — говорят, отстреливаясь от погони, — и женился на ней вопреки воле ее родных. 6 октября 1888 года в городе Хасав-Юрте (Дагестан) родился их первенец, Борух (Борис), — это и был мой отец. После этого семья переехала в Евпаторию, затем в Баку и уже оттуда в Бухару. Там дед, перепробовавший в скитаниях много разных работ вплоть до портового грузчика, наконец осел и нанялся весовщиком к немцу, торговцу хлопком. Постепенно он увеличивал семью. Через два года после Бориса появился на свет Илья, еще через два года — Матильда, затем Хава (Ева), Моисей, Зинаида и уж в 1901 году последний, Исаак.

Сначала семья жила в бедности. Потом понемногу немец-хозяин, оценив трудолюбие своего весовщика, повышал ему жалованье, в начале нового века сделал его своим агентом, и семейство постепенно выкарабкивалось из полунищего состояния. К началу мировой войны дед уже был компаньоном своего скупщика хлопка. Он переехал в Самарканд, обставил там квартиру, купил пианино и много книг, нарядно одел своих детей, а жене подарил бриллиантовое колье и временами изменял ей, безумно его ревновавшей. Сразу после революции семья перебралась в Баку. Здесь в 1928 году умерла бабушка, несколькими годами позже и сам дед, и здесь же окончили позже свою жизнь Матильда, Моисей и Исаак.

Дети все были не похожи один на другого как внешне (Матильда и Ева — голубоглазые блондинки, в мать, остальные — темноволосые со светло-карими глазами. Исаак — худощавый, рослый, другие в большей или меньшей степени склонные к полноте), так и по характерам. Все они были умны и очень музыкальны: папа играл на балалайке, Илья на гитаре, Моисей и Исаак на рояле, у Зины был прекрасный голос, а бабушка играла на кларнете. У них даже был домашний оркестр.

Илья (1890 (8.11) — 1964) — Илья в молодости был горяч, непоседлив и влюбчив и вместе с тем, очевидно, расчетлив, иначе не стал бы он ухаживать за дочкой директора Самаркандской гимназии, старше его на три года и не такой уж хорошей собой. Но он обворожил ее и ее родителей, и ее папаша устроил его учиться в своей гимназии. Эту гимназию он окончил с золотой медалью, после чего сразу женился и уехал в Берлин учиться медицине. Учился он блестяще, одновременно живя веселой студенческой жизнью; когда началась мировая война, он уже окончил институт. Жена его уехала в Самарканд рожать дочку, а Илья отправился военным хирургом на фронт. Где-то на юге Украины он влюбился в младшую дочку одного очень богатого мельника из Мариуполя, развелся с женой, у которой в то время уже была маленькая дочка, и в 1916 году женился на украинской Любаше. Во время Гражданской войны он продолжал быть военным хирургом (у красных), но уже не на Украине, а на Кавказе, где-то близ границы с Персией. Когда наступил мир, Илья взялся за науку, защитил кандидатскую диссертацию, а перебравшись в Москву — и докторскую (работа по болезням селезенки). Ко времени нашего приезда в Москву он уже был профессором по общей хирургии, работал в Яузской больнице и был окружен восхищенными учениками.

Уже написав эту часть своего повествования, я нашла папину студенческую зачетную книжку: оказалось, что он еще был студентом в 1921 году. То есть какое-то время после освобождения из лагеря он продолжал учебу, прерванную в 1914-м, видимо, на II курсе. Всего он окончил три курса.

Фридрих Архенгольд — немецкий астроном, основатель и руководитель Народной обсерватории в Трептове, округе Берлина. — Прим. ред.

Ева (1894 —?). Хава, или, как называли ее у нас в семье, Гва, была красива и кокетлива. Она окончила курсы, кажется, зубных техников и уехала на Украину, там встретила молодого инженера Виктора Кнюпфера из почти обрусевших немцев и вышла за него замуж. В начале 1920-х он уехал с ней в Германию, где у него были родные. Виктор обожал жену и потакал всем ее капризам. Он был щедрый и веселый человек, хорошо пел и играл на гитаре. Но Ева находила его скучным. Флирты ее становились все серьезнее, наконец терпение Виктора лопнуло, и он развелся с ней. Мои родители, особенно мама, очарованная Виктором во время ланквицкого периода, очень осуждали Еву. После Виктора она завела себе любовника с мордой злодея, которого обожала и который, по словам моих родителей, был самовлюбленный хам и сутенер. После нашего отъезда в Россию она оставалась в Берлине, и о ее дальнейшей судьбе ничего не известно. Братья и сестры считали ее предательницей и не переписывались с ней.

Нам потом удалось через тетю Анни узнать кое-что о судьбе этих наших бывших соседей. К 1945 году фрау Оленбостель уже умерла, Йохен погиб на фронте, а Дитер занимался спекуляцией — на черном рынке продавал американские сигареты.

Кофе должен быть черным как ночь, горячим как любовь, сладким как сон (нем.). — Прим. ред.

«Кому Бог желает оказать милость» (нем.). Автор текста — Йозеф фон Эйхендорф (1788–1857), композитор — Теодор Фрелих (1803–1836). — Прим. ред.

«Странствие — радость мельника» (нем.). Автор текста — Вильгельм Мюллер (1794–1827), композитор, скорее всего, Карл Фридрих Целльнер (1800–1860). — Прим. ред.

Хрустящие сосиски, колбаски. — Прим. ред.

Анни (1894 (05.02) — 1950) Младшая сестра мамы, Анни, по словам мамы, в детстве была мила, с роскошной черной косой и синими глазами. Во всяком случае, она нравилась одному богатому семейству, и те хорошо одевали ее, даже просили бабушку отдать ее им. Мужчинам она тоже, очевидно, нравилась: когда ей было лет 17, ее соблазнил сын богатого коммерсанта, она забеременела, и отец юноши дал ей солидную сумму с условием, что она и близко к их дому не подойдет. Сына своего он пригрозил лишить наследства, если тот будет дальше встречаться с ней, и отослал его в другой город. Анни тяжело переживала свой «позор». Родив сына, она сдала его в приют и уехала сначала к маме в Берлин, а потом в Росток, где ее никто не знал. Сына своего она так больше и не видела и замуж тоже побоялась выйти — как бы не вскрылся ее грех. Она проработала всю жизнь в Ростоке конторщицей на тракторном заводе Ланге. Она была очень доброй и щедрой, очень любила меня, много читала и прекрасно вышивала. До самой смерти у нее был в Ростоке верный и преданный друг старше ее лет на десять — толстый и лысый таможенный служащий Нанте. Анни была маминой любимой сестрой. Иногда мне казалось, что она любила ее больше всех на свете.

Тихо, тихо, тихо, ибо дитя хочет спать. Только ангелочки музицируют, радуются, ликуют у яслей (нем.). — Прим. ред.

Ах, это все не так (нем.). — Прим. ред.

Больница в Берлине. — Прим. ред.

Разработанный в середине xix века немецким педагогом и издателем Густавом Лангеншайдтом и французским педагогом Шарлем Туссеном метод заочного изучения иностранных языков. — Прим. ред.

Крошка хлеба, булки (нем.). — Прим. ред.

В стране Европе… (нем.) — Прим. ред.

Сюрприз (нем.). — Прим. ред.

Дальнейшая судьба Злотниковых была такова: примерно в 1933 году они приехали в Москву и сразу получили прекрасную квартиру на ул. Короленко. Злотников к началу 1940-х уже был заместителем наркома внешней торговли. Его родная дочь Женя, окончив школу, перешла жить к своей матери; она окончила Литературный институт, долго работала в «Комсомольской правде», два или три раза была замужем — все это со слов тети Сони, я ее с 1939 года больше не видела. Вика окончила английский факультет МЕПИИЯ, ее послали с группой других выпускников учителем в одну из школ Новгородской области. Там впервые обратили внимание на ее странное поведение. Сначала из-за безответной любви она пыталась покончить с собой, потом она стала требовать, чтобы в их школе «завели коммунизм»: все молодые учителя получали от родителей посылки, и она призывала все присланное складывать и делить поровну, включая и старших, кому ничего не присылали. Другим это не понравилось, а Вика стала даже бить строптивых. Тогда ее отправили в Москву к психиатру. Оказалось, что у нее шизофрения (в семье ее отца тоже наблюдалась эта болезнь, например у его сестры). Ее немного подлечили, и она устроилась работать в библиотеку. Но там она поделилась своей зарплатой с уборщицей и стала требовать, чтобы всем уравняли оклады. После этого она периодически подолгу содержалась в психиатрической лечебнице (когда выходила оттуда, рассказывала всем о своей болезни как вполне нормальный человек). Состояние ее ухудшалось, она делалась даже буйной и агрессивной, и срок, который она проводила дома, становился все короче. Мы вообще встречались очень редко, последний раз я видела ее в 1973 году. Бывшая красавица Соня последние годы жизни жила невесело — Злотников умер еще в начала 1960-х. Женя потребовала себе половину его наследства, и Соне пришлось пойти на работу (во Внешторг). Когда я видела ее последний раз, у нее было очень больное сердце, и она уже не могла работать. Когда нам поставили в 1975 году телефон, мама сразу позвонила Соне, и они долго разговаривали. Вскоре Соня тоже умерла, и некому стало брать к себе Вику из лечебницы…

Фонарь, фонарь, фонарь — солнце, луна, звезды… (нем.) — Прим. ред.

Как мне хорошо вечером, вечером (нем.). — Прим. ред.

Когда колокола зовут к покою, колокола (нем.). — Прим. ред.

Дорогие мне люди от меня далеко, далеко… (нем.) — Прим. ред.

Зинаида (1897 (24.04) — 1951 (26.09)). Моя любимая Зинаида — черноволосая, стройная, с восточными чертами лица, в молодости красавица. Окончив школу, она года два провела в развлечениях с веселой компанией друзей, а потом из толпы поклонников вдруг выбрала наивного голубоглазого чудака Сережу Леви. Она родила ему дочку, которую, так же как дочку Ильи, назвали Юдифью. Была она хорошей матерью и верной женой, но, будучи полна веселья и кипучей энергии, продолжала и в Баку, куда они переехали, проводить вечера, веселясь в компании интересных людей. Она хорошо пела и писала неплохие стихи. Однако в начале 1930-х Сережа увез ее на свою родину, в Ленинград, и там сразу кончилась ее веселая жизнь, и она хлебнула горя с суровой свекровью. Тетя Зина в моей жизни занимает большое место — если не по времени нашего с ней общения, то по значимости.

Матильда (1892–195?). Матильда в детстве и юности много помогала в семье, нянчила младших. Рассказывали, что как-то раз, держа на руках годовалого Моисея, она танцевала по комнате и зацепилась юбочкой за кипящий самовар; весь кипяток вылился ей на ноги, но у нее, девятилетней, хватило чувства ответственности и присутствия духа поднять младенца вверх и швырнуть его на далеко стоявший диван. Врачи тогда и не надеялись, что она выживет, однако через несколько месяцев она поправилась, правда, обе ноги у нее на всю жизнь остались в рубцах. Зато спасенный братишка с благодарностью вспоминал об этом до глубокой старости. Матильда училась медицине, сначала на каких-то курсах, потом года два жила в Берлине, где закончила образование. После этого она всю жизнь прожила в Баку, считалась хорошим хирургом, очень любила свою работу, но личная жизнь ее не сложилась. Была у нее в юности какая-то неудачная любовь, на этом все кончилось. Она так и осталась одна.

С нашими бывшими соседями Шубиными и Шибакиными мы изредка виделись — вплоть до самой войны. Шубины переехали в более просторную комнату на углу Больших Каменщиков. Дмитрий Иванович как-то заявился к нам на Панкратьевский, сидел со мной часа два, ждал маму. Он между прочим рассказал мне, что во время Первой мировой войны был в плену в Италии. «Я и говорить по-ихнему умею, — заявил он, — а́кыва — вода. А па́ни — это, стало быть, хлеб у них». Маме он потом тоже морочил голову целый час, прежде чем набрался наконец храбрости попросить три рубля на водочку — за этим он и пришел. В 1938-м заехала однажды Нюша; она училась в бухгалтерском техникуме. Она осталась хорошей, скромной девочкой. Но разговор у нас с ней не клеился. Шубиных мы больше не видели. А Шибакина Александра Григорьевна раза два в год заглядывала к нам, и мама к ней тоже ездила. У нее росла дочка Танечка. Борис после 7-го класса пошел в авиационное училище, гемофилия у него прошла. Незадолго до начала войны Александра Григорьевна пригласила всю нашу семью к себе на ужин — приготовила богатое угощение, напекла пирогов. Последнее, что мы с мамой узнали о них, — это то, что погиб Борис. Но не на фронте, а на каких-то учебных полетах.

3PK — закрытый рабочий кооператив. Эта категория «распределителей» была низшей, с довольно бедным снабжением. Тогда шутя говорили, что работники делятся на «Литер-А»-торов, «Литер-Б»-торов и зээркакеров.

Иван Майский (1884–1975) — дипломат, историк, публицист, член Академии наук СССР, первый редактор журнала «Звезда». 21 января 1932 года, будучи полпредом СССР в Финляндии, подписал советско-финский договор о ненападении. В 1943–1946 годах — заместитель наркома иностранных дел СССР В. М. Молотова. Арестован в феврале 1953 года, освобожден в 1955-м, реабилитирован в 1960-м. Настоящее имя — Ян Ляховецкий. — Прим. ред.

Фридрих Вильгельм Пик (1876–1960) — немецкий коммунист, стоял у истоков Коммунистической партии Германии. С 1949-го по 1960-й был первым президентом ГДР. — Прим. ред.

Февраль 1991 года. В который раз убеждаюсь, как тесен мир. Никогда я не думала снова услышать о Маше́. Но приходит с очередного собрания в обществе «Мемориал» мой сын Боря: «Ты нам когда-то рассказывала о Маше́ — ее Анной звали?» Бог знает, может быть, я ни разу в детстве не слышала, чтоб ее звали по имени. «У нее был сын Лео?» Ну уж это я знала точно! Оказалось, этот Лео живет в Вене (ему теперь должно быть уже за семьдесят), a Маше́ вместе с другими отвезли на границу и передали в руки гестапо! В Австрии тоже, оказывается, есть общество «Мемориал», и одна женщина по фамилии Бартельс привезла сюда список репрессированных австрийцев. Она дала Боре адрес Лео, и я ему сразу написала.

«Медвежья газета» (нем.). — Прим. ред.

Здесь впервые в дневнике он назван этим именем.

«Мама упокоилась» (нем.). — Прим. ред.

Эрнст Буш (1900–1980) — немецкий актер, певец, антифашист, лауреат Международной Ленинской премии «За укрепление дружбы между народами». — Прим. ред.

Так оставалось до конца моей учебы в школе. Разве что на 8 Марта можно было подарить букетик мимоз. В десятом классе мы купили своей классной руководительнице, которая вела нас пять лет, вазочку и послали к ней домой самых смелых мальчишек (вдруг с лестницы спустит). Учительница, прежде чем принять подарок, долго стыдила их и конфузилась.

Скорее всего, имеется в виду Александр Свешников (1890–1980) — знаменитый дирижер, педагог, хормейстер, лауреат Сталинской премии второй степени, Герой Социалистического Труда, народный артист СССР. — Прим. ред.

Республиканский шутцбунд — военизированная организация австрийской социал-демократической партии, действовавшая с 1923 до 1936 года. — Прим. ред.

Леонид Николаев (1904–1934) — инструктор историко-партийной комиссии Института истории ВКП (б), член Коммунистической партии с 1923 года. 1 декабря 1934 года в коридоре Смольного выстрелом в затылок застрелил Первого секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП (б) Сергея Кирова. 29 декабря 1934 года был расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР, впоследствии не реабилитирован. — Прим. ред.

Павел Постышев (1887–1939) — Второй секретарь ЦК КП (б) Украины, кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП (б). 28 декабря 1935 года в газете «Правда» было напечатан письмо Павла Постышева о восстановлении традиций новогодней елки. Постышев «прославился» активными поисками «врагов народа» и кампаниями против «фашистской символики» на детских товарах. Расстрелян 26 февраля 1939 года, реабилитирован в 1956 году. — Прим. ред.

Ян Кузьмич однажды повел нас в Музей антропологии на Моховой и заодно привел в морг медицинского факультета. На всю жизнь запомнились запах формалина и студенты, копающиеся у трупов в кишках! Увидев наши побледневшие лица, Ян Кузьмич улыбнулся: «Ну? Кто говорил — пойду учиться в медицинский? Не раздумали? Вам придется со всем этим иметь дело!»

Карточная игра. — Прим. ред.

Пионеры организовали сральный кружок (нем.). — Прим. ред.

Перед своим зверинцем, сраженья ожидая, сидела голая Лорелея (нем.). Пародия, использующая отрывки из «Перчатки» Фридриха Шиллера. — Прим. ред.

Дорогая теща, большой кувшин сломан (нем.). — Прим. ред.

Иприт (горчичный газ) — боевое отравляющее вещество кожно-нарывного действия, синтезированное в Германии в 1822 году и впервые примененное немцами в 1917 году против англо-французских войск. Фосген — обладающее удушающим действием химическое вещество, использовавшееся в Первую мировую войну в качестве боевого отравляющего вещества. Люизит — темно-коричневая жидкость, отравляющее вещество кожно-нарывного действия. — Прим. ред.

Константин Сатин — один из героев пьесы Максима Горького «На дне». — Прим. ред.

Джамбул Джабаев (1846–1945) — казахский и советский поэт, в 1941 году получил Сталинскую премию второй степени. — Прим. ред.

«Укротители коней» — скульптурная композиция Петра Клодта, установленная на Аничковом мосту через реку Фонтанку в Санкт-Петербурге. — Прим. ред.

Эвакуационный госпиталь — медицинское заведение, где производится стационарное лечение эвакуированных больных и раненых. — Прим. ред.

Виктор Талалихин (1918–1941) — военный летчик, Герой Советского Союза, одним из первых применил ночной таран. Погиб в бою возле Подольска 27 октября 1941 года. — Прим. ред.

Имеется в виду всеславянский радиомитинг «Славяне едины в борьбе с немецким фашизмом» с широкой радиотрансляцией за границу, проходивший 10–11 августа 1941 года в Москве. Выступления его участников и отчет о митинге передавали по радио на весь мир, его опубликовали все центральные и региональные газеты. — Прим. ред.

Речь идет об оказании первой медицинской помощи в случае отравления химическим оружием. — Прим. ред.

Соломон Михоэлс (1890–1948) — театральный актер и режиссер, общественный деятель, народный артист СССР, лауреат Сталинской премии второй степени, первый председатель Еврейского антифашистского комитета. В 1948 году был убит в Минске сотрудниками Министерства государственной безопасности СССР, убийство было замаскировано под несчастный случай. — Прим. ред.

Яков Флиер (1912–1977) — советский пианист, педагог, народный артист СССР. — Прим. ред.

Людоед. — Прим. ред.

В конце октября 1941 года со мной произошла странная вещь — то ли совпадение, то ли телепатия. (Я только не помню, было ли это действительно 29 числа.) Когда я ложилась спать, я всегда клала рядом с собой на стул любимые наручные часы Билльчика (они у нас были единственными в доме). И вот утром я тогда вдруг проснулась от странного царапающего звука: часы на фанерном сидении стула, казалось, подвинулись, словно кто-то хотел их снять оттуда или, наоборот, положил. Я приподнялась, взяла часы в руки — было шесть. Попробовала повторить тот звук — получилось. Но сами они не могли шевельнуться. «Наверное, Билльчик вспомнил о них», — подумала я тогда. А теперь думаю — он умирал в ту минуту и вспомнил обо мне.

Имеется в виду Иваньковское водохранилище, расположенное в Тверской области, в верховьях Волги. — Прим. ред.

На самом деле композитор этой колыбельной до сих пор не известен, авторство часто приписывают Моцарту. — Прим. ред.

Ave, Caesar, , morituri te salutant (Славься, цезарь, <император>, идущие на смерть приветствуют тебя) — согласно сочинению римского историка Гая Светония Транквилла, этими словами гладиаторы, отправляющиеся на арену, приветствовали императора Клавдия. — Прим. ред.

Это была правда. В аудиториях были блохи и порой шныряли крысы.

В моей жизни еще дважды живо воскресали воспоминания о том лете в Луховицах — Чурилках. В 1971 году я ехала на теплоходе в Рязань. После пристани Дединово я не отрываясь смотрела на правый берег, надеясь увидеть хоть какие-то следы Чурилок. Но берег оказался слишком высоким, и ни одного строения с реки не было видно. Зато от самого Дединова вдоль берега тянулись деревья, довольно толстые. Кто и зачем их посадил? Ведь их в половодье должно заливать. Может быть, для укрепления берега? Значит, в том месте уже нет так поразившего меня тогда бескрайнего простора. Второе напоминание о «Красной пойме» — пример того, как тесен мир. От Иры я много лет слышала о ее приятельнице Доре, которая, окончив институт на отделении французского языка и недолго проработав в школе, стала зарабатывать себе на жизнь шитьем. Портниха она была прекрасная, за пошив брала дорого и очень разбогатела. Ира часто рассказывала о ней, но встретиться нам все не доводилось. Увидела я ее только в 1984 году, на Ирином 60-летии. За столом шел оживленный разговор, коснулись школы, преподавания там языков, и Дора сказала, что, хоть в институте и учила французский, преподавать ей приходилось английский. На мой вопрос она ответила, что закончила МГПИИЯ. «В каком году?» — «В 1945-м». — «Тогда вы, может быть, знали Эру Воеводу?» — «Это красавицу-то? В одной группе учились». Дальше она стала рассказывать, что вся их группа (как и мы с Людой тогда) была влюблена в профессора Звавича и как он потом бросил свою жену и женился-таки на одной студентке из их группы… «А летом, — спросила я, — вы ездили куда-нибудь на трудфронт?» — «А как же. Никогда не забуду, как мы весело жили в Луховицах, на самом берегу Оки». — «В Чурилках?» — «А вы откуда знаете?!» Оказалось, она была одной из тех шумных и веселых девушек, которые жили в соседней с нами комнате и доводили нашего юношу-пасечника. Очень приятно было через сорок лет вспомнить то время, и радовало, что и другие помнят те прекрасные места.

Валя Емельянова, наш министр скотоводства, в то время уже была замужем за офицером Павлом Романенко, а летом, после госэкзаменов, у нее родилась дочка, на которую мы все ходили смотреть. В том же году она вместе с мужем уехала на Дальний Восток, и я о ней больше не слышала — много лет. И вдруг, в 1983 году, мне говорит Таня Бусурина (моя приятельница по работе в МГИМО): тебе привет от Вали Романенко! Оказалось, муж Тани лежал с больной ногой в больнице и подружился с соседом по палате, Павлом Романенко. Один раз Таня навещала мужа одновременно с женой этого Романенко. Познакомились, разговорились: обе в разное время кончали МГПИИЯ. «Я в 1952-м, а вы когда?» — «Я в 1945-м». — «Одна моя подруга тоже. Может, вы знаете ее…» Примерно через месяц мы были в гостях у Вали. Оказалось, что живем мы совсем недалеко друг от друга. Вспомнили студенческие годы, посмотрели фотографии. И я узнала грустное — Валина подруга Галя Скребкова (Галембус, наш милый министр внутренних дел) умерла от рака еще в 1955 году.

День Победы. — Прим. ред.

Кажется, здесь уместно привести еще один пример того, как мир тесен. Когда я училась в десятом классе, я однажды прочитала написанное на парте карандашом: «Кто здесь сидит в I смене? Я Иза Шевес, 5-й кл. «Б». Я нацарапала ответ, и мы с этой девочкой обменивались короткими фразами. Один раз между сменами увидели друг друга, улыбнулись. Примерно в ту же пору мы ехали как-то с Билльчиком в троллейбусе в направлении нашей Колхозной площади, и папа вдруг увидел знакомого мужчину: «А, вы тоже здесь живете?» — «Да, я в Ананьевском переулке». — «Мы вот тоже с дочкой домой едем». — «В каком классе ваша дочка? В какой школе учится? Ах, моя Иза тоже в той же школе, она еще только в пятом классе, круглая отличница». Наша остановка, мы сошли. «Кто это был? Очень симпатичный мужчина». — «Работал когда-то у нас в Станкоимпорте». — «Как его фамилия?» — задаю я совсем уже праздный вопрос. «Шевес». И вот теперь, сидя как-то у Нели, я небрежно перебираю тетради ее студентов, смотрю Нелины поправки и отметки, читаю фамилии на обложке. Вдруг — аккуратненькая тетрадка, внутри одни пятерки, — И. Шевес. «Неля, это парень или девочка?» — «Это девочка, Иза Шевес». «Опиши, как она выглядит». «Черненькая, кудрявая. Учится лучше всех». Так мне три раза косвенно попадалась совсем незнакомая мне Иза Шевес.

Центральное бюро по обслуживанию иностранцев. — Прим. ред.

Карл фон Мекк (1821–1876) — российский предприниматель и один из основоположников железнодорожного транспорта страны. Жена Карла Федоровича, Надежда фон Мекк (1831–1894), — меценатка, покровительница П. И. Чайковского. — Прим. ред.

Александр Ферсман (1883–1945) — один из основоположников российской геохимии, вице-президент (1926–1929) Академии наук, по словам Алексея Толстого — «поэт камня». — Прим. ред.

Гага — так я в шутку называла маму.

Евгений Тарле (1874–1955) — историк, академик Академии наук СССР. — Прим. ред.

Тогда было такое веяние — каждый преподаватель вуза должен стать кандидатом наук. Начали с того, что всех заставили сдавать кандидатский минимум. Еще в марте мы ездили на занятия по истории языка к профессору Аракину, готовились по языкознанию, читали Марра, и вдруг появилась статья Сталина «Марксизм и вопросы языкознания». Подобно тому как незадолго до этого заклеймили Вейсмана, Моргана, Бербанка и других биологов и вознесли одного ничтожного Лысенко, так теперь был осмеян и выброшен весь Марр, Соссюр и другие и разумным был помимо самого Сталина объявлен только грузинский профессор Чикобава. Нам это тогда понравилось — учить было легче, можно было никого, кроме Чикобавы, не читать.

Все китайцы, с которыми мне тогда довелось иметь дело, были необыкновенно трудолюбивыми и симпатичными. Они учились русскому языку с удовольствием, а мы охотно учили их. Для нас несколько раз устраивались семинары в Министерстве, где нас знакомили с особенностями китайского языка и методикой обучения китайцев русскому. Многое в нашем быте удивляло китайцев. Больше всего их напугал… черный хлеб, они не хотели даже его попробовать. «Я шел вчера в общежитие по коридору и свистел песню, а комендант сказал, что я хулиган и свистеть неприлично. Почему? У нас в Китае свистеть хорошо. А здесь, если я буду петь в общежитии — можно, почему тогда свистеть нехорошо?» «Почему в общежитии комендант не разрешает играть в карты? Почему шахматы, шашки — можно, хорошо, а карты плохо? Мы же не играем на деньги…»

До сих пор помню имена моих студентов: хорошенький и смышленый, совсем молодой еще мальчик Цзан Юй, сын капиталиста Нань Син-Цзю, некрасивая, с длинным лошадиным лицом Гуань Синь и миловидная, как с картинки, Янь Ай-Фень. Красоту, впрочем, они воспринимали иначе, — на одном из уроков мне надо было объяснить им значение слова «красивая». Девочек на занятии в тот день почему-то не было. Я показала мальчикам красивую картинку, сравнила с другой, показала цветок, сказала: «Красивая — это такая, на которую приятно смотреть, хорошая для глаза, — роза красивая, девушка красивая, такая как Янь Ай-Фень…» Мальчики почему-то хихикнули. Потом закачали головами: «Гуань Синь красивая!» Я подумала, что они просто смеются над ее внешностью. Но через некоторое время я узнала, что в общежитии была драка из-за Гуань Синь! А на Янь Ай-Фень что-то никто из ребят не обращал внимания.

К тому времени Неля тоже вышла замуж, за инженера из Брянска, и уехала к нему. В Москве на Кировской остались только ее младшая сестра Майя с сынишкой, с ней я теперь часто общалась. Она закончила истфак педагогического института. Еще когда она была на последнем курсе, рассказала мне такую историю. Училась у них на курсе одна интересная девушка, Таня N, не москвичка, жила в общежитии. Шла она как-то по улице, вдруг около нее остановилась машина, там сидел офицер, который пригласил ее сесть к нему. Предвидя интересное приключение, Таня села в машину. «Вас еще вчера заметил один человек, — сказал ей офицер, — он просил привезти вас к нему». Она поинтересовалась, что за человек, но офицер только загадочно улыбнулся: «Приедем, узнаете». Он привез ее в скрытый за высокой каменной стеной особняк на углу Садовой и улицы Качалова. Там девушку провели по анфиладе богато обставленных комнат, и она очутилась в роскошной спальне. Стены ее были увешаны дорогими картинами, на полу ковер, в котором тонули ноги. В глубоком кресле перед мраморным столиком с вазой, полной всевозможных фруктов, сидел мужчина в пенсне, одетый в шелковую пижаму. Берия! Таня глазам своим не поверила, по ошибке назвала его Лаврентием Иосифовичем. Она стала его любовницей. Конечно, Берия наверняка запретил ей говорить об их встречах, но девочке, разумеется, хотелось похвастаться перед подружками, к тому же она была уверена, что ей одной выпала такая честь. Ее возили к Берии каждую неделю в определенный день и час. «Как меня там угощают! Я никогда и не видела таких изысканных блюд!» Она стала одеваться по последней моде. Узнав, что она живет в общежитии, Берия поселил ее в однокомнатной квартире. Когда она сказала, что скучает по матери, он ответил, что она может вызвать мать, московскую прописку он ей устроит. Позже машина перестала приезжать за Таней. Все это происходило, кажется, в 1950 году. Вот об этой истории я и вспомнила, услышав новость.

Адам Статкевич вскоре стал действительно известным врачом. Осенью того же года я случайно купила журнал «Огонек» и нашла там большую, с его портретом, статью о талантливом сельском враче.

Документ, дающий разрешение на работу. — Прим. ред.

Болтовня за кофе (нем.). — Прим. ред.

Кажется, я раньше вовсе не упоминала эту Эсси Хельме. С нею мама познакомилась во время своей поездки в Росток в 1967 году. Муж Эсси был совладельцем ресторанчика Stralsunder. Сама Эсси — эстонка из Таллина. Стали посылать друг другу поздравления в Рождество. Позже Эсси несколько раз ездила в Эстонию к родным через Москву, и мы встречали ее на вокзале, помогали ей компостировать билеты, гуляли по городу и провожали на поезд.