Окнами на Сретенку - [110]

Энергии у Доры было хоть отбавляй. Квартира их была большая и тесная, с соседями она воевала непрерывно, отстаивая свои права с помощью крепкого мата и всевозможных выдумок. У ее двери в коридоре стоял небольшой сундучок, сверху покрытый газетой, и Дора заметила, что один из соседей по пути в уборную всегда отрывает себе кусочки от этой газеты. «Тогда я взяла этого горчица и намазала на этого газета. Он еще раз оторвал и больше уже не хотел рвать мой этого газета». Подобных историй было много. Дружила она только с одной семьей из своей квартиры, это были очень бедные люди, Дора с мужем полюбили их дочку Нюру («этого Нюра Горохова») и помогали той семье как могли.

Мама была счастлива, что нашла женщину своего возраста, с которой могла говорить по-немецки. Правда, я никогда не слышала, чтобы и тетя Дора отвечала ей на своем родном языке, она и с мамой говорила только по-русски.

Это знакомство поддерживалось потом еще многие годы вплоть до смерти Доры в 1974 году. После войны «этого Мишинке» как старому большевику дали комнату в дачном поселке и квартиру в Москве. Они взяли с собой в эту квартиру одну пожилую пару из своего дома, но те люди повели себя очень подло: вместо благодарности, что их вытащили из грязной, склочной «коммуналки», они начали всячески притеснять Дору с Мишей и издеваться над ними. Миша, заядлый курильщик, заболел раком легких и умер в кремлевской больнице, кажется, в 1955 году, а Дора после этого разменялась со своими притеснителями и в конце концов добилась отдельной квартиры, куда взяла с собой как опекуншу Нюру Горохову. Дора до глубокой старости оставалась очень хорошенькой; когда ей было уже под восемьдесят, в нее всерьез влюбился в трамвае один мужчина и даже сделал ей предложение. Но в конце жизни она много болела, дважды попадала под машину и подолгу лежала в больницах.

С мамой они были очень разные. Дора часто шокировала маму своими словами и выходками. Но мама не допускала мысли, что у Доры просто своеобразная, несколько озорная натура, причиной всему она считала то, что тетя Дора была католичкой.

Наша группа. Колхоз. Журнал

Осенью 1943 года состав нашей группы опять изменился. Взамен ушедших Нины, Зои, Лели и других к нам влились шесть новых студенток, старше нас на три года. Это были вернувшиеся из эвакуации, когда-то уже учившиеся здесь на третьем курсе. (Вернулись из Ташкента и преподаватели, которые эвакуировались с институтом в начале войны.) Мы быстро сдружились с новыми девочками, на занятиях все были очень сплочены, выручали друг друга, к преподавателям все относились одинаково — хорошо или плохо. Не угасали у нас и искорки юмора. Мы образовали «колхоз» со мной на посту почетного председателя и распределили обязанности в нем в зависимости от характера и возможностей каждого: Неля, знавшая многих девочек из соседних групп, — министр внешних сношений; Галя Скребкова — министр внутренних дел; ее подружка Валя Емельянова — министр скотоводства; Женя Шиманко — министр пропаганды; Наташа — министр культуры и т. д. Мы даже выпустили три журнала; 1-й номер назывался Vain Efforts («Напрасный труд»), другие два (уже на четвертом курсе) — SOS. Заметки писали почти все, а оформление и большинство сообщений были мои. Кроме того, я придумывала юмористические кроссворды (например, «Что общего между нашим министром труда и дочерью Черчилля?». Ответ — name, имя: и ту и другую звали Сарой). Была у нас в журнале и реклама типа «Меняю конспекты по философии на шпаргалки по педагогике», «По средам от 13 до 15 ч леди Глазун-Шимановская делится опытом и дает консультации по вопросу «Как поймать хорошего мужа» (Женя Шиманко как раз вышла замуж и поменяла фамилию на Глазунову) или «Издательство Vain Efforts приступило к изданию многотомного сборника по шпаргалированию. Уже вышли в свет следующие монографии: «История шпаргалирования» канд. шп. наук Ю. Антоновой, «Я и она (шпаргалка)» и «Перцепция и апперцепция в шпаргал-психологии» канд. псих, наук Л. Фаерман, «Техника шпаргалирования. По материалам диссертации «К вопросу о подходе к изложению «Капитала» К. Маркса на шести страницах формы petit» д-ра техн. наук С. Зорохович, «Шпаргалка в художественной литературе» Н. Косачевой, «О пользе и вреде шпаргалирования» канд. юр. наук Д. Род штейн». Были в журнале и иллюстрации — вырезанные из старых журналов фотографии и карикатуры, якобы изображающие наших «колхозников» за той или иной работой. Весело было читать эти журналы, и мы очень гордились ими.

Английский язык у нас на последних двух курсах вела Эмма Кроль, из вернувшихся из США еще до войны евреев-эмигрантов. Я знала ее до института, так как ее муж, Борух Кац, работал в Станкоимпорте. Она меня сразу узнала. Оказалось, что ее муж ушел в ополчение и не вернулся. Эмма мало чему научила нас, нашей группе просто не повезло, потому что в институте в то время работали знаменитые супруги Каар и Уайзер, англичанка Ольга Свортс и виртуозная Любовь Имханицкая, у которой на уроке нельзя было расслабиться ни на минуту — она постоянно вовлекала в процесс урока всех, и все у нее знали язык блестяще. У Эммы же на уроках было страшно скучно. Кто-нибудь бубнил что-то, Эмма с презрительной усмешкой и американским прононсом лениво поправляла отвечавшую, а мы занимались своим делом — читали что-то или писали друг другу записочки: «Почетному председателю от министра скотоводства. (Осторожно!)