Окна в плитняковой стене - [11]
Собратья мои по цеху, подумайте, разве сей господин, придя к нам, укрепил бы наше существование и нашу жизнь честных цеховых мастеров старого ганзейского города? Нет, приход этого своенравного ветрогона, королевского наемника, навязал бы нам на шею одну только путаницу и досаду, и вдобавок привел бы еще к явным денежным потерям?
Собратья! Если он хочет быть у нас подмастерьем и хочет представить нам шедевр, тогда мы не можем ему в этом отказать. Потому что подмастерьев у нас в городе сейчас вовсе не так уж много, чтобы мы могли ему сказать: ни одного принять не можем. Если бы мы ему так ответили, сразу стало бы ясно, что это ложь. Но я скажу вам, что мы без труда можем сделать, если шедевр будет представлен. И мы вполне можем сделать именно так, как мы и сделаем, если мы люди разумные. Мы по-деловому встретимся, тщательно осмотрим его шедевр. Мы взвесим все недостатки и достоинства. И в итоге мы — как знатоки найдем, что недостатков в нем более, чем достоинств. К сожалению. И что поэтому шедевр не годится.
Я уже слышу, как вы в изумлении спрашиваете, как же мы можем признать его шедевр негодным, если он все-таки столь великий художник?! Собратья, мне приходится сказать: среди вас на самом деле есть маловеры. Ведь господь бог создал человека, человек же, однако, весьма несовершенен, он полон дьявольских пороков, известно ведь: ежели глядеть на него вблизи, то иначе как без спасительного милосердия господа он никуда не годится. И вы полагаете, что сей господин Ситтос может представить нам шедевр, каковой будет более совершенен, чем шедевр самого господа… Собратья, не надо смешить меня!
Господи, я чувствую, что в этой борьбе ты ниспослал мне свой дух, потому что лучше, чем я с твоей помощью сейчас это сделал, не мог бы сделать и тот святой, памятуя которого мне дали прозвище, и я сумел разъяснить этим невеждам, как им надлежит защищать свою выгоду. И, что не менее важно, я ясно чувствую, что ты сам стоишь за моей спиной, когда я изо всех сил стараюсь вытолкать отсюда двуликого чужеземца. Именно так я и говорю: двуликого. Потому что двадцать лет он писал лики святых мужей и жен, а на прошлой неделе, за обедом у кузнеца Детерса, показал, что у него за пазухой, и после третьего кубка вина назвал продажу индульгенций твоей святой церковью богоугодным разбоем!
Господи, ты спросишь меня, почему об этом я говорю тебе — вездесущему, которому и без меня это уже известно, а им, своим собратьям, этого не сказал, хотя они об этом еще не слыхали? Господи, я поступаю так потому, что ты ведь наверняка осудишь глумление над своей святой церковью, в то же время я совсем не знаю, как они к этому отнеслись бы и насколько я их раскусил, услышав об этом, они бы только засопели!
Собратья! Откровенность — дело господу угодное. Поэтому-то я признаюсь вам: для того чтобы высказать господину Ситтосу прямо в глаза, что его шедевр не отвечает нашим требованиям, для этого, конечно, нужна, кхм, известная решительность. И я уже предвижу наперед, что ее-то у вас и не окажется. К великому моему сожалению! Но я вижу заранее — да, несмотря на то что господь, к несчастью, лишил меня левого глаза, несмотря на это, — я ясно вижу, что мы на такое испытание обречены не будем, Нам не придется объявлять его работу негодной. Если только мы отважимся предъявить ему свое справедливое требование: ровно через год, от сегодняшнего дня считая, либо дева Мария, либо святой Георгий, либо святая Вероника! Масло либо дерево.
И тогда этот малевальщик перестанет мутить нам здесь воду, он махнет рукой на наш упрямый город, и с божьей помощью мы от него избавимся.
4
Бррр… какую великолепную бог дал погоду…
18.10.1506 г.
И охра, и медь, и зелень медной патины, и ржавчина, и желчь, и мед, и кровь, и дьявол его знает, что еще! Таких осенних листьев я уже двадцать лет не видел. Иной раз только на рождество во Фландрии на кленах и каштанах. И все же они там более блеклые. Даже на берегах каналов Брюгге они и то более блеклые. А почему? Не знаю. И испанская осень, пыльная и печальная, коричнево-серая. От сухости, конечно. А здесь краски такие раскаленные от влаги. Ясно. Гляди-ка, даже плесень на сводах стены, по крайней мере, десяти тонов пепельно-серого, синего и зеленого. Деревья, крыши, стены — все сочное, сверкающее от дождя и влажности. И сегодня снег вперемешку с дождем. Бррр… полфунта этой мокряди прямо за шиворот. Ничего. Хорошо, что у меня в желудке хинриковское сливовое вино. После такого кубка холод только щекочет и бодрит… А какие здесь красивые женщины! Ей-богу, сегодня опять день красивых женщин. Собственно, все последние полгода — время красивых женщин… (Это хинриковское винцо, наверно, уже ударило мне в голову!) Поглядите-ка на эту девушку, которая там из-за Ратуши вприпрыжку выбежала на площадь! Взгляни только, как она пальчиками держит подол своей юбки! Прямо принцесса! Сама-то она, конечно, служанка, и юбка у нее из какой-то дешевой дерюжки, и бедра могли бы быть чуточку поуже, во всяком случае, по мерке Вальядолида, Но гляди, как она скачет! Так, что только башмаки постукивают и ножки мелькают. А если такие прыгают через лужи, что же тогда можно увидеть во всех этих лужах… Говорят, звезды на небе увидишь и среди бела дня, если заглянешь в темноту колодца. Бррр… А что это там белеет? И кто швыряет этим об стенку. Град! Порывом ветра, как из пригоршни, с размаху. Ого… Будто прекрасная Изабелла в гневе разорвала свое жемчужное ожерелье и швырнула об стенку… Да, такое случалось. Королева — ее мамаша — об этом и не подозревала. Слава богу. Иначе меня тут же прогнали бы. В лучшем случае. А в худшем? Не знаю… Если с еретиками, евреями и маврами могло там происходить такое… Кто стал бы спрашивать, куда девался чужеземный живописец, если бы он вдруг исчез… Странно: человек — божье творение! Искра священного огонька… А его преосвященство Торквемада и все его подручные только и делали, что задували эти огоньки (смрад гнилых зубов и вонь чеснока), только и делали, что задували эти огоньки… Вернее, сжигали божьи творения… Говорят о десяти тысячах потушенных свечей… это значит десять тысяч зажженных аутодафе! А король собирал золото в горах пепла… Его преосвященство вот уже восемь лет у своего господа… Интересно, сказал ли ему господь спасибо? Король-то, конечно, сказал… До сих пор еще мороз подирает по коже, когда вспоминаю его лицо, то есть лицо Торквемады. Потому что это было такое обыкновенное лицо, худое, в очках со скверно протертыми стеклами и улыбка, будто просившая извинения за то, что даже для его узкого лица ему подчас не хватало кожи… Такое совершенно невыразительное лицо, какое могло быть у любой канцелярской крысы, погасившей уже тысяч десять свечей… И почему бы он не смог? И кто бы обо мне вспомнил?.. Изабелла? Гм.
Роман выдающегося эстонского писателя, номинанта Нобелевской премии, Яана Кросса «Полет на месте» (1998), получил огромное признание эстонской общественности. Главный редактор журнала «Лооминг» Удо Уйбо пишет в своей рецензии: «Не так уж часто писатели на пороге своего 80-летия создают лучшие произведения своей жизни». Роман являет собой общий знаменатель судьбы главного героя Уло Паэранда и судьбы его родной страны. «Полет на месте» — это захватывающая история, рассказанная с исключительным мастерством.
Яан Кросс (1920–2007) — всемирно известный эстонский классик. Несколько раз выдвигался на Нобелевскую премию. Поэт и прозаик. Многие произведения писателя переводились на русский язык и печатались в СССР огромными тиражами, как один из исторических романов «Императорский безумец» (1978, русский текст — 1985).Детская повесть-сказка «Мартов хлеб» (1973, впервые по-русски — 1974) переносит вас в Средневековье. Прямо с Ратушной площади Старого города, где вы можете и сегодня подойти к той самой старой Аптеке… И спросить лекарство от человеческой недоброты и глупости…
Кристина не думала влюбляться – это случилось само собой, стоило ей увидеть Севу. Казалось бы, парень как парень, ну, старше, чем собравшиеся на турбазе ребята, почти ровесник вожатых… Но почему-то ее внимание привлек именно он. И чем больше девочка наблюдала за Севой, тем больше странностей находила в его поведении. Он не веселился вместе со всеми, не танцевал на дискотеках, часто бродил в одиночестве по старому корпусу… Стоп. Может, в этом-то все и дело? Ведь о старом доме, бывшем когда-то дворянской усадьбой, ходят пугающие слухи.
В книге «Зона» рассказывается о жизни номерного Учреждения особого назначения, о трудностях бытия людей, отбывающих срок за свершенное злодеяние, о работе воспитателей и учителей, о сложности взаимоотношений. Это не документальное произведение, а художественное осмысление жизни зоны 1970-х годов.
Дмитрий Натанович Притула (1939–2012), известный петербургский прозаик, прожил большую часть своей жизни в городе Ломоносове. Автор романа, ряда повестей и большого числа рассказов черпал сюжеты и характеры для своих произведений из повседневной жизни «маленьких» людей, обитавших в небольшом городке. Свою творческую задачу прозаик видел в изображении различных человеческих качеств, проявляемых простыми людьми в условиях непрерывной деформации окружающей действительностью, государством — особенно в необычных и даже немыслимых ситуациях.Многие произведения, написанные им в 1970-1980-е годы, не могли быть изданы по цензурным соображениям, некоторые публикуются в этом сборнике впервые, например «Декабрь-76» и «Радикулит».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть — внутренний монолог больного, приговоренного к смерти, смесь предоперационных ужасов, дальних воспоминаний и пронзительных раздумий о смысле прожитого.
Роман И. Мележа «Метели, декабрь» — третья часть цикла «Полесская хроника». Первые два романа «Люди на болоте» и «Дыхание грозы» были удостоены Ленинской премии. Публикуемый роман остался незавершенным, но сохранились черновые наброски, отдельные главы, которые также вошли в данную книгу. В основе содержания романа — великая эпопея коллективизации. Автор сосредоточивает внимание на воссоздании мыслей, настроений, психологических состояний участников этих важнейших событий.
Из общего количества 9200 белорусских деревень, сожжённых гитлеровцами за годы Великой Отечественной войны, 4885 было уничтожено карателями. Полностью, со всеми жителями, убито 627 деревень, с частью населения — 4258.Осуществлялся расистский замысел истребления славянских народов — «Генеральный план „Ост“». «Если у меня спросят, — вещал фюрер фашистских каннибалов, — что я подразумеваю, говоря об уничтожении населения, я отвечу, что имею в виду уничтожение целых расовых единиц».Более 370 тысяч активных партизан, объединенных в 1255 отрядов, 70 тысяч подпольщиков — таков был ответ белорусского народа на расчеты «теоретиков» и «практиков» фашизма, ответ на то, что белорусы, мол, «наиболее безобидные» из всех славян… Полумиллионную армию фашистских убийц поглотила гневная земля Советской Белоруссии.
Роман «Водоворот» — вершина творчества известного украинского писателя Григория Тютюнника (1920—1961). В 1963 г. роман был удостоен Государственной премии Украинской ССР им. Т. Г. Шевченко. У героев романа, действие которого разворачивается в селе на Полтавщине накануне и в первые месяцы Великой Отечественной войны — разные корни, прошлое и характеры, разные духовный опыт и принципы, вынесенные ими из беспощадного водоворота революции, гражданской войны, коллективизации и раскулачивания. Поэтому по-разному складываются и их поиски своей лоции в новом водовороте жизни, который неотвратимо ускоряется приближением фронта, а затем оккупацией…