Оккупанты - [48]

Он промолчал, не показал вида, что его это задело, но решил: свидание это последнее. Опечалился. Чувство в нём уже начало прорастать через плотный асфальт одиночества.

Он это понял в себе тогда.

Про неё он ничего толком не знал и замкнулся.

Кое-как они собрались. Мучительно, как на казнь, надели одежду, словно её подменили, пока они были заняты друг другом.

Он казённую, она вчерашнюю.

Спустились, руку подал перед последней ступенькой.

– Спасибо. – Коротко. Вежливо. В полуулыбке.

Ну и что же, что ночь провели вместе!

Ехали в троллейбусе, почти пустом, промытом. Влага в полосках резиновых ковриков. Офицерская фуражка под мышкой. Хотелось выкинуть её в окно, снять китель, переодеться срочно. Хорошенько вымыться, распрямить плечи без погон. Они ей так не нравятся! Да и ему изрядно надоели. До дембеля, до августа, совсем немного.

Она смотрела в окно, он мимо неё, будто бы на пробуждающийся город. Фокусировал хрусталик на усталом её лице. Она чувствовала взгляд, поворачивалась к нему, слегка краснела. Он улыбался молча и смотрел вдаль.

И ощущал предстоящую утрату.

Июньское утро. Небо чистое и высокое. Солнце щедро заливает жёлтым светом всё вокруг, слепит через окно, тепло вползает на прохладные улицы, каменные дома, от него клонит в сон.

Он сошёл раньше, потопал в казарму, чувствуя лёгкость и опьянение в гудящей голове, но не от усталости, а от того, что вдруг так долго был вместе с ней.

Она через две остановки сошла. Надо было переодеться перед работой, чтобы не подумали востроглазые товарки, что не ночевала дома.

Много позже он узнал, что она загадала в ту ночь желание на тонкую рыбёшку, плоскую, как детская ладонь. Серебристую, лунную в ту ночь. Если она выплывет из развалин замка, значит, встреча не случайна.

Рыба выплыла, едва касаясь тонкими усиками-указками того, что вокруг, внизу. Словно человек из темноты подвала, преодолевая ослепительный белый свет дня. Ощупала. Поняла. Потом развернулась и стремительно исчезла. Только хвост мелькнул коротко, дорогим серебром.

Взгляды рыбы и девушки успели встретиться.

Позвонил ей через неделю. Был в наряде, дежурил по части. Не выдержал. Обрадовался сразу, смеялся, ругал себя вслух, потому что и она была ему искренне рада, а он нафантазировал ерунды, домыслил за неё.

Пожалел, что не может прямо сейчас уйти со службы, встретиться.

Потом они часто возвращались к этой долгой-предолгой неделе, которая показалась длиной в месяц, к надуманной, глупой проблеме, и шутили над собой.

Семейные легенды. Одна из первых.

Когда же он переступил порог Дедова дома?

В июле подали заявление. Дембель, свадьба в середине августа. Много цветов, старинный автомобильчик, проехались по Домской площади. Он на окно посмотрел, то самое, где был аквариум, рыб вспомнил, первую ночь вместе.

Пылкую, неуклюжую, протяжную, полную неясных предчувствий ночь.

Показалось, что занавеска дрогнула, и неясный промельк за ней исчез в глубине.

Он вспомнил первый утренний поцелуй тогда, потресканными от жажды губами, в лохмотьях сухой кожицы, словно облизнул железо в сильный мороз. И горячо изнутри. Раскалённое нетерпение перетекало, влекло. Он чувствовал её, боялся перед этим разбудить, измучился бессонницей, странной позой, неудобством сна на узкой полоске колченогого, шаткого диванчика.

Страдая и радуясь, вглядывался в её лицо.

Губы состояли из вытянутых корпускул, плотно сложенных вместе, мякотью в апельсиновых дольках. Ужасно хотелось прикоснуться к ним своими губами. Поправить ей вихор короткой причёски, стоящей торчком, как у Незнайки из-под широкополой шляпы.

Тёмно-русые волосы.

Смотрел, гипнотизировал молча.

А она спала безмятежно, и ему это казалось легкомыслием гораздо большим, чем недавняя близость.

Проснулась, осветила милой улыбкой. Он прикоснулся губами к её губам. Немного успокоился.

Будильник клацал на столе большими портняжными ножницами. Резко и безжалостно кроил время на до и после знакомства, новой эры после близости.

Казалось, что будильник подпрыгивает на излёте каждого шага минутной стрелки – так старается.

Настоящее сильно и властно завладело им, словно ничего лучше не было прежде и уже не будет. Он, как ребёнок, жил только настоящим, и оно казалось бесконечным, и было страшновато от того, что невозможно было определить эту безмерность и не потерять её. Просто умереть и не проснуться.

На подоконнике пустая квадратная бутылка коричневого стекла. В ней высохший зонтик борщевика. Раскидистый и странный.

Икебана от марсиан.

Так зачиналась совместная жизнь.

Она уехала в Москву в командировку, на четыре дня. Он ужасно ревновал, гасил в себе это странное, новое состояние.

В её отсутствие такое с ним бывало ещё очень долго.

Он занял себя делом, развёл ремонт на кухне, помогал будущему тестю класть плитку на стены над раковиной, газовой плитой. Сделали очень быстро, и он снова маялся, потому что хотелось, чтобы она прямо сейчас это увидела, оценила, и конечно – приятно удивилась.

Учился терпению в ожидании и терпеливости, когда вместе.

Он пришёл свататься, просить её руки. С шампанским, цветами. Белая скатерть. Стол накрыт. Просторно, стол большой.