Оккультные корни Октябрьской революции - [27]

И “дело” пошло. Оружие поставлялось из-за границы — бельгийские браунинги, маузеры, “партизанские” облегченные винтовки. Текли боеприпасы, доставалась взрывчатка — ее и на Урале хватало, для горных работ использовалась. Загремели выстрелы в полицейских, полетели бомбы в казаков, в окна квартир “черносотенцев”. В Уфе готовились взорвать казарму, но не получилось. Начался рэкет богачей — плати такую-то сумму “на нужды революции”, иначе смерть. Убивали и рабочих, осмелившихся поднять голос против таких “революционеров”, не выполнить каких-либо требований. Причем Яков Михайлович настаивал, чтобы в акциях непременно поучаствовал каждый боевик. Всех провести через “настоящее дело”. Всех повязать кровью. И сам пример подавал. У полиции имелись сведения, что он лично убил по крайней мере одного человека — рабочего Пятницкого.

Но и российская власть перед лицом расплескавшегося терроризма не сидела сложа руки. Реформатор Витте был отправлен в отставку. Премьер-министром и министром внутренних дел царь назначил куда более жесткого и решительного П.А. Столыпина. Под его руководством и на местах праовоохранительные органы серьезно взялись за революционеров. А аппарат полиции, жандармерии и Охранного отделения, хоть и немногочисленный, работал в России весьма квалифицированно. Выслеживали, вычисляли смутьянов, находили и вербовали провокаторов. Между прочим, широкое распространение провокаторства в революционной среде вряд ли можно считать случайным явлением. Скорее, это было закономерно. Ведь те, кто вовлекался в нелегальные подрывные организации, по сути преступал мораль и традиции своих отцов и дедов, изменял своему Отечеству. А предавший единожды…

В Перми Охранному отделению удалось сделать тайным осведомителем ни много ни мало как члена городского комитета Якова Вотинова, заведовавшего складами с оружием. И по рядам боевиков покатились провалы. Более серьезных последствий Свердлов сперва не опасался. Правила конспирации он ввел строгие, каждый из арестованных знал немного. Яков Михайлович лишь сменил режим своей жизнедеятельности, стал “челночить”, переезжая вместе с Новгородцевой из города в город. Останавливался у самых надежных, в Екатеринбурге у Юровского, в Мотовилихе у Иванченко, в Алапаевске у Соловьева. А заодно этими разъездами инспектировал и активизировал звенья своей мафии. Но провалы не прекращались, что привело Свердлова к выводу о провокаторе, действующем в где-то в верхушке структур. Под боком.

И Яков Михайлович решил исчезнуть более капитально. Залечь “на дно”. Но перед отъездом назначил заседание Пермского комитета партии, дабы раздать последние указания, перераспределить обязанности. Присутствовал и Вотинов. По окончании Свердлов распорядился расходиться по одному, сам с женой вышел первым, направляясь на пристань. По дороге их и взяли. 10 июня 1906 года неуловимый “товарищ Андрей” и Новгородцева наконец-то очутились за решеткой.

Вскоре захватили еще ряд активистов, типографию, оружейный склад. Была разгромлена вся пермская дружина. При обысках нашли денежный отчет Пермского комитета за май месяц, написанный рукой Свердлова. Без подписи, но графологическая экспертиза установила его авторство. 36 человек были привлечены к ответственности по делу “о преступном сообществе”, которое, “именуя себя Пермским комитетом РСДРП, заведомо для них, в видах установления в России социалистического строя, поставило целью своей деятельности достижение, посредством возбуждения народных масс, государственного переворота — низвержения монархии…” Свердлову инкриминировалось и убийство.

Но в камере “товарищ Андрей” ничуть не пал духом. Да по большому счету и не особо страдал. Бытовые условия? Они были такими же, к каким он привык в ночлежках и своих “коммунах”. Только теперь даже матерые блатные безоговорочно признали его “авторитетом”. Еще бы! Вожак эдакой группировки! Такой только мигнет — и пыль от тебя останется. Да и сам он вел себя в тюрьме соответствующим образом. Как хозяин. И его слушались, повиновались, заискивали перед ним.

Надо сказать, режим в царских местах заключения был куда мягче, чем потом в советских. И передачи регулярно разрешались, и свидания с родственниками дозволялись, и прогулки были многолюдными, продолжительными. Арестантам предоставлялась возможность порезвиться, поиграть в лапту или в мяч, размяться, поболтать во дворе друг с другом. За свои деньги можно было заказать администрации какие-то покупки в магазинах. Камеры запирались только на ночь — днем сидели с открытыми дверями. В тюрьму доставлялись книги в любых количествах и практически любого содержания.

А Свердлова сокамерники сразу же избрали старостой. Это давало право представлять других заключенных перед администрацией, что через него теперь шли все деньги и передачи с воли. Что ж, он не отказывался и без стеснения пользовался такими правами. Сохранилась фотография — Яков Михайлович в пермской тюрьме. Здоровенные мордовороты-уркаганы робко жмутся с краешку, а низенький тщедушный очкарик Свердлов вольготно, по-хозяйски восседает в центре, на первом плане. Он здесь главный. Пахан.