Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана - [41]

– Рыжие сволочи! – злобно сказал охранник, закрывая дверь. – Еще договоры вздумали с нами заключать!..

…Опасения Франца Яунзена оказались верными: новый военный договор, заключенный между Германией и Финляндией, оказался мертворожденным. Он умер, еще не успев родиться.

На севере назревали великие события.

Но события не те, о которых говорил лейтенант Рикко Суттинен, а те, о которых мечтал капрал Теппо Ориккайнен, мечтала вся страна Суоми – страна озерная, дикая, неуютная…

«Вот мы и поругались!»

– Я тебе запрещаю писать ему письма, ты слышишь? И кого? Кого, спрашивается, ты выбрала в свои корреспонденты?

Варенька смотрела в окно: на другом берегу залива зеленели мхами проплешины высоких сопок, пенилась полоса прибоя, а на самой вершине скалы стоял какой-то человек и бесстрашно заглядывал в пропасть.

– Вот ты бы не смог так, – сказала Варенька.

– Как? – спросил Пеклеванный, подходя к ней.

– А вот так… Стоять и смотреть…

– Ну, а чего же тут такого?

– Не спорь, Артем, ты не мог бы. Ведь ты бываешь смел только тогда, когда за твоей смелостью наблюдают другие. А этот человек на скале смел просто так. Для себя…

Она повернулась к нему, спросила:

– Так что ты сказал про Мордвинова?

– Ты уже слышала.

– А ты повтори.

– Могу… Твой Мордвинов – необразованный дикарь.

– Ах, только и всего?

– Деревенщина, – закончил Пеклеванный и снова стал нервно расхаживать по комнате…

Эта комната была не их комнатой – в ней жил один офицер с «Летучего», и сегодня утром Артем попросил у него ключ. «Слушай, – сказал он ему, – ты все равно на вахте, а мне надо кое с кем встретиться…»

«И вот встретились! – злобно раздумывал Артем, вышагивая по комнате. – Через полчаса надо возвращаться на эсминец, а мы только и делаем, что ругаемся…»

– Слушай, Варька, – как можно беззаботнее сказал он, посмотрев на часы, – хватит ругаться! Ей-богу, плевал я на этого Мордвинова… Скажи мне хоть раз, что ты меня любишь по-прежнему…

«Мы ругаемся, – думала в свою очередь Варенька. – Мы ругаемся, пожалуй, впервые за все это время. Он не желает слышать имени Мордвинова, но – дурак! – пойми, что не будь этого человека, и мы бы никогда с тобой не встретились…»

Пеклеванный сел на подоконник, обняв ее за плечи.

– Ну вот еще, – сказал он, – чего нам ссориться. Из-за какого-то матроса!..

Она передернула плечами:

– Оставь! Я же ведь хорошо изучила тебя, Артем. Ты хочешь помириться со мной не потому, что тебе хочется просто помириться…

– А что же?

– Если бы у тебя было в запасе больше времени, ты не обнял бы меня. Но времени осталось мало, а ты знаешь, что уйдешь сегодня в море…

– Не хочу слушать, – перебил ее Артем.

– Нет, выслушай!.. И тебе хочется быть спокойным там, в море. Ты хочешь помириться со мною не из-за меня, а для себя. Ты, мне кажется, большой эгоист, Артем!..

– Ну, во-от, – обиделся Пеклеванный, – так уж сразу и эгоист!..

– Да! – не могла успокоиться Варенька. – Хочешь, скажу большее?

– Ну?

– А за что ты не любил Самарова?

– Я не то чтобы не любил, – растерялся Артем, – я просто относился к нему спокойно.

– Неправда! – возразила Варенька. – Ты не любил его за то, что матросы к нему относились как к другу, а к тебе только по уставу…

Пеклеванный спрыгнул с подоконника, схватил со стола папиросу.

– Он – посредственность, твой Самаров, таких тысячи! Он даже не имел для политзанятий своих оригинальных мыслей, а пользовался вырезками из газет!..

– Однако, – ответила Варенька, – матросы любили в нем не партийный билет, а человека… Не забывай, пожалуйста, что ты сам подал недавно заявление в партию. Зачем ты это сделал?

– Я?

– Да, ты!

– Странный вопрос!

– Нисколько.

– Отстань от меня, Варька! – примирительно сказал Пеклеванный, тайком посмотрев на часы. – Ну чего ты на меня сегодня взъелась?.. Вот сейчас опять скажешь, что я эгоист, желаю покоя только для себя, а я же ведь… люблю тебя!.. Мне обидно оставлять тебя в таком состоянии, Варька!

– Ну?

– Давай помиримся!

– Ну, помиримся… А дальше что? – Варенька безнадежно махнула рукой. – Я же ведь не могу вынуть из тебя душу, сердце и вложить другие. Ты знаешь, Артем…

Она замолчала. По наклонному железу подоконника, приплясывая, ходил серый полярный воробей. «Чирик-чирик», – посмотрит на Вареньку как-то сбоку, подпрыгнет и снова: «Чирик-чирик».

– Так что? – спросил Пеклеванный, демонстративно натягивая перед зеркалом фуражку.

Варенька словно очнулась:

– Я забыла, Артем… Вот засмотрелась на этого воробья, который напомнил мне ленинградских, и я забыла… А ты уходишь?

– Да, – сухо ответил Артем, – но я хочу… я хочу сказать тебе последнее.

Он сделал какие-то движения ртом, и Варенька вдруг заметила, как на его шее под гладко выбритой кожей судорожно перекатился острый кадык. Раньше она почему-то не замечала его.

– Что, Артем? – спросила она, тоже собираясь уходить.

– Последнее, – тихо повторил Пеклеванный, и кадык снова уродливо перекатился у него под кожей. – Я хочу сказать тебе, что в море…

Варенька насторожилась:

– Ну… в море?

– В море, – продолжал Артем, – находится около сорока немецких подлодок, и с некоторыми из них нам суждено встретиться. И ты… ты, Варенька, еще пожалеешь, если…