Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана - [19]

– Встать! – скомандовал Иржи Белчо, когда Никонов появился в дверях.

Саша Кротких медленнее всех поднялся на ноги и этим сразу привлек внимание Никонова.

– А ну-ка сядь! – сказал он ему.

Саша Кротких, удивленно посмотрев на всех, сел.

– А теперь встань!

Матрос встал.

– Ну как, исполнять команды научился?

– Понял. Дисциплинка – ничего, подходящая!

– Слава богу, если понравилась, – усмехнулся Никонов. – А теперь рассказывай, как в плен попал. Да только знай: солжешь – не помилую!

– А чего там рассказывать? Затонул наш мотобот, мы в воде плаваем, а немецкий «охотник» на нас прет. Вот лейтенант и говорит: «Ребята, над вашими жизнями я не волен, каждый хозяин своей судьбе, а только я поступлю так…» Выпустил он воздух из спасжилета, пошел на дно. Потом и боцман попрощался с нами. Наконец осталось нас двое… Дальше, что ли, рассказывать, командир?

– Рассказывай, – сухо ответил Никонов.

– Ну ладно, хотя и тошно вспоминать это… Осталось нас, значит, двое: я и Федюнька. Обнял он меня и говорит: «Ну, Сашко, я последним быть не желаю, прощай!» Может, не надо дальше, командир? Не тяни душу!..

– Рассказывай!

– Ну слушай… Подошел немецкий «охотник» и взял меня в плен. Вот и весь мой рассказ. Амба!

– Не понимаю! – и Никонов стукнул кулаком по столу.

– Чего не понять-то?

– Не понимаю, как ты в плен попал!

– Вот чудак, командир! – попробовал отшутиться матрос. – Ведь я только что об этом рассказал.

– Ты о другом рассказал. О том, как ты сдался в плен, вот о чем! А по законам военного времени я имею право тебя расстрелять за это, как за измену Родине, понял?

– Понял, – мотнул головой матрос.

– Ну, тем лучше для тебя. Вот давай пойдем, и я тебя расстреляю.

– Сейчас?

– Да.

– Эх, командир, даже одного дня на свободе пожить не даешь?

– Некогда мне, – сурово ответил Никонов, заталкивая в пистолет обойму, – вон видишь, сколько вас, и с каждым разобраться надо…

Семушкин, покачав головой, растерянно протянул:

– Вот это да!..

– Чего – да? – на корявом русском языке ответил ему Белчо. – Обожди, и до тебя доберемся…

Саша Кротких побледнел, подошел к Никонову вплотную.

– Здорово же ты разбираешься, правых и виноватых – всех в одну кучу валишь!

– Лес рубят – щепки летят… Пошли!

Вышли. Закурили.

– Хорошие сигареты, – похвалил Саша.

– Ничего, курить можно, – согласился Никонов.

Крепость осталась далеко позади. Высокий кустарник скрывал ее.

Остановились.

– Здесь? – спросил Саша Кротких.

– Можно и здесь.

– Ну, тогда стреляй… Или жалко стало?

– И не подумаю жалеть. Поворачивайся.

Саша Кротких повернулся. Неожиданно сдавленным голосом сказал:

– Только бей в затылок. Это, брат, самое верное…

Шумели кустарники. Какая-то птица кричала в ночи.

– А знаешь, командир, почему я в плен сдался? – спросил матрос.

– Ах, все-таки – сдался?

– Ну, пусть будет по-твоему – сдался.

– Почему?

– Да это так просто не объяснишь.

– А ты – сложно, я пойму.

– Боюсь, не поймешь.

И неожиданно горячо заговорил:

– Вот потонул Федюнька Алмазов, а вода прозрачная-прозрачная. Видно, как он погружается. И лицо его кверху повернуто, и глаза его вижу. Большие такие! Вижу по этим глазам, что жить парень хочет – во как! Огляделся я тогда: сопки – белым-белы, черемуха цветет; солнце светит – такое ласковое! И чайки надо мною крыльями хлопают: «Чьи вы, чьи вы?» – спрашивают. И вот, командир, хочешь – верь, хочешь – нет, а только не хватило у меня сил с этой жизнью расстаться. А когда немцы вытащили меня из воды, я сразу решил: убегу – и три раза бегал, спроси у кого хочешь!..

– Все? – спросил Никонов.

– Все, – ответил Кротких.

– Ну, теперь поворачивайся!

– Командир, ты прав, но, может, не надо?

– Повернись.

Повернулся матрос. Заплакал.

Собрал Никонов все свои силы и с размаху ударил матроса по затылку.

Полетел матрос, ломая кустарник. Вспорхнули ночные птицы.

– Жив?

– Как будто жив, командир. Не пойму что-то.

– Ну, вставай! Встанешь – поймешь!

Встал Саша Кротких на колени перед Никоновым.

Сказал:

– Слушай, командир, если на этом все и кончится – спасибо тебе! Прав ты, командир! И прошу тебя: дай мне оружие, командир. Что ни скажешь ты мне – все исполню. На смерть пошлешь – пойду и смеяться еще буду! Только дай оружие!

– Оружия не дам! – твердо сказал Никонов. – В бой пойдешь с голыми руками. Достанешь оружие. А если что-нибудь не так, то… А теперь иди к своим и расскажи им все, о чем мы с тобой говорили…

* * *

Когда Никонов вернулся в крепость, Антон Захарович уже очнулся. Увидев бывшего аскольдовского тралмейстера, Мацута громко вскрикнул:

– Тралмейстер!.. Костя! – и попытался встать с лежанки, но Никонов почти силой уложил его снова, и старый боцман, громко всхлипывая, заплакал: – Уж мы и не чаяли тебя в живых видеть. Как же это случилось с тобою, а?

Никонов коротко рассказал о себе, сгорая от нетерпения поскорее услышать новости об «Аскольде». И вздрогнул он, когда услышал о гибели родного корабля. Закрыв глаза, увидел свой траулер таким, каким не раз он снился ему все эти годы, – выкрашенный под цвет океанской мглы, с бортами, исхлестанными волной и ветром, и он, тралмейстер, стоит у лебедки, которая вытягивает на поверхность кошель живого рыбного серебра… Значит, нет теперь «Аскольда»!..