Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы - [66]

Звонко ударили склянки.

Сережа встал:

– Мне пора на вахту.

– Ну, ладно, иди! Что передать матери?

Сережка, подумав, ответил:

– Скажи ей, чтобы не тревожилась и что я… счастлив. Мне сейчас хорошо, отец!..

Рябинин притянул к себе сына. Сережке показалось, что отец сейчас – наконец-то! – обнимет и поцелует. Но отец ощупал под бушлатом его мускулы, хлопнул сына по плечу так, что у того невольно подогнулись колени, и сказал:

– Будь сильным! Сильным и честным. – И погрозил ему пальцем: – Смотри у меня!

* * *

Жизнь учила веслом и винтовкой,

Крепким ветром, по плечам моим

Узловатой хлестала веревкой,

Чтобы стал я спокойным и ловким,

Как железные гвозди – простым.

Вот и верю я палубе шаткой…

В зареве огней, скользя на рифленых площадках, подставляя грудь обжигающим сквознякам, Сережка ловко орудовал лопатой. Шесть огнедышащих топок беспрерывно глотали уголь. Он перекидал за вахту уже несколько тонн, а котлы все ревели, как голодные звери, и старшина кочегаров – жилистый чумазый человек в трусах и тельняшке – весело покрикивал:

– Разве так кидают?! Ровней, ровней!.. Колосник воздух любит!..

Ныли усталые плечи, похрустывало в позвоночнике, но радость не угасала, била ключом, и глаза светились – он стал кочегаром!..

– Эй, Рябинин! Хватит!.. Отдохни и воды напейся, а то свалишься, не выстоять будет вахту.

Юноша пьет из пузатого чайника мутную опресненную воду, подходит под раструб вентилятора. Тысячекрылая железная бабочка кружится над его головой, намахивая в жаркие корабельные недра кубометры солоноватого воздуха. Транспорт тяжело качается на океанской волне. Далеко отсюда до родного дома. Сережка пытается представить, что сейчас делает мать, вернулся ли с моря отец, думают ли о нем.

Я вышел к родному морю.

И вот закачалась палуба,

И влага – соленая, горькая —

По жилам моим течет…

Утром, когда транспорт «Жуковский» выходил в Атлантический океан, антенна корабля уловила метеосводку:

«Ожидается шторм… Кораблям, находящимся в море… ожидается шторм… Направление ННО… Сила 10–11 баллов… Мелким судам укрыться в гаванях… Кораблям в море… шторм… шторм… шторм…»

Море потемнело, неестественно стихло. Волны, отяжелевшие и ленивые, сонно ворочались за бортом, заглядывая в иллюминаторы транспорта. Но когда Сережка сменился с вахты, уже появился какой-то чересчур резвый и острый ветерок, бойко рыскавший по закоулкам корабля.

Что-то очень тяжелое давило сверху, даже дым из труб не успевал рассеяться за кормой и густой пеленой осаждался на палубе, залепляя сажей стекла рубок. Матросы торопливо крепили груз, среди них, отдавая команды, бегал боцман. С высоты мостика капитан тревожно оглядывал море, заранее накидывая на голову отворот капюшона…

Позади транспорта плавно переваливался с волны на волну камуфлированный эсминец «Летучий», на бортах которого были нарисованы снежные горы.

Сережка спустился в опустевший кубрик и, не раздеваясь, лег на койку. Он долго ворочался на жестком пробковом матраце, переживая затяжное приближение шторма (первого шторма в его жизни), потом усталость взяла свое, и он заснул.

А циклон, свернувшийся около Шпицбергена в сильный тугой клубок, уже стронулся с места и начал быстро раскручиваться. Он сразу подхватил и порвал флюгерный конус, захлестнул корабли белой накипью и первым же гребнем волны жадно смыл с палубы незакрепленную бочку из-под машинного масла. Транспорт вздрогнул, качнулся, нырнул вниз, потом был выброшен наверх, и не прошло и часа, как все потонуло в плеске, вое и грохоте…

Сережка вскочил с койки. Сильный толчок отбросил его в сторону. Железная дверь захлопнулась с размаху так громко, точно выстрелила пушка. Юноша попытался встать на ноги, но его проволокло животом по палубе, и он ударился головой о рундук.

Над подволоком прокатывалось что-то тяжелое и звонкое, как весенний гром. Цепляясь за что попало, Сережка кое-как выбрался в коридор. Здесь было полно народу, всех мотало и кидало друг на друга, кто-то пытался закрыть дверь на верхнюю палубу, через которую в коридор вкатывались водяные валы.

Повсюду слышались голоса:

– Шлюпку из кильблоков ка-ак выворотит да ка-а-ак ахнет!

– А я стою, вдруг меня чем-то по голове двинуло – это раструб снесло.

– На палубе – ни одного поручня…

– Ребята, что с боцманом?

– Ногу придавило.

– Чем?

– На палубе груз раскатывается, ну, а он – крепить…

Среди матросов расхаживал мокрый взъерошенный старпом с аварийным топором в руке. Увидев Сережку, он погрозил ему кулаком:

– Я те! Попробуй на палубу вылезть!..

Юноша протиснулся поближе к выходу и увидел боцмана. Боцман сидел на палубе, прислонившись спиной к теплой камбузной переборке, от этого казалось, что старый моряк греет промерзшую спину. Но едва только Сергей взглянул ему в лицо, как сразу понял, какие мучения переживает сейчас этот грубый, но в то же время по-своему ласковый человек.

– Больно, дядя Софрон?

– Ох, сынок, – простонал боцман, – кость, наверное, сломало!.. Большой ящик был… Ох!..

И вдруг, весь как-то выпрямившись и вытаращив белки глаз, боцман заорал, перекрывая могучим басом грохот океана:

– Эй, вы, чего стоите? Давай все наверх – груз крепить. Пошел!..