Океан. Выпуск двенадцатый - [18]

— Ботя, — крикнул капитан, — а ну затормози! Я тоже пойду!

Катер замер, едва касаясь воды. Капитан натянул на голову матерчатую кепку с пластмассовым козырьком и стал похож на велосипедиста. С необычной резвостью он сбежал вниз, Людмила Сергеевна едва поспевала за ним. Так они бежали вдоль борта, пока капитан не остановился у штормтрапа и она не наткнулась на него.

— Возьмите меня, Аверьянович, возьмите, ради бога, — попросила она.

Капитан кивнул и полез к воде, туда, где колыхался новенький дюралевый катер, и уже снизу крикнул:

— Врача зовите! Где он пропал?

Вторя ему, закричал боцман:

— Доктор, в шлюпку!

Людмила Сергеевна закрыла глаза и перешагнула через планшир. Ее поддержали, и она уже смелее нашарила ногой перекладину. Внизу ее подхватили, усадили на банку. Затарахтел мотор. Прыгнул сверху длинный неуклюжий доктор. Катер рванулся, взял с места скорость, взвил веер брызг.

— Вижу! — закричал капитан. — Вижу!

Теперь уже и без бинокля все увидели черную точку впереди.

— Ну что же он, не видит нас, что ли? — крикнул боцман. Теперь уже отчетливо была видна облепленная чешуей безжизненная голова, которая непонятно каким чудом держалась на поверхности океана.

На катере сбросили обороты мотора, и в это время капитан одним махом скинул тенниску и прыгнул в воду. Отфыркиваясь и размашисто загребая руками, он уверенно приближался к Сухову. Вот он достиг его, обнял и потащил к борту катера.

Людмила Сергеевна бросилась к безжизненному телу, заострившееся лицо Сухова было похоже на слипшуюся маску из чешуи и соли. Капитан оттолкнул ее, крикнул доктору.

— Дыхание давай!

Но доктор и без этого окрика уже вытягивал Сухову руки, нагибался к лицу, вдувал воздух. Потом тронул запястье и побледнел. Людмила Сергеевна, оттолкнув державшего ее боцмана, бросилась к Сухову.

— Да дайте же ему воздуха! — закричал капитан. — Не заслоняйте!

— Сережа! Очнись! Это я! — крикнула Людмила Сергеевна.

Стеклянные зрачки Сухова на мгновение шевельнулись, он застонал и с трудом прохрипел:

— Ефимчук. Запомни, Мила…

И. Озимов * * *

Помню скрипы переборки,

Ночи без звезды,

Все субботние приборки —

Праздники воды.

Как поют многоголосо

Струи тенорком!

А по палубе матросы

Ходят босиком.

И вода течет из Данги

В Клайпедском порту.

И брезентовые шланги

Сохнут на борту.

До тельняшки все промокло, —

Всюду воду льют.

Солнце блещет в толстых стеклах

Прибранных кают.

И на корточках,

                    чумазы —

Горе нипочем, —

Драют шлемы водолазы

Тертым кирпичом.

И, скучая, жаждут ноши,

Очереди ждут

Водолазные галоши

Весом в целый пуд.

В. Устьянцев СЕРЕБРЯНАЯ ДУДКА Рассказ

1

Командиром нашей роты в учебном отряде был инженер-механик капитан третьего ранга Кремнев. Он изо всех сил старался не уступать ни в чем другим командирам рот из строевых офицеров и, видимо, из-за этого был исключительно пунктуален в исполнении своих служебных обязанностей.

Но именно пунктуальность его и подводила. В отличие от щеголеватых строевиков, пользовавшихся лучшими пошивочными мастерскими и ателье города, Кремнев носил форму готовую, со склада, никогда не подгонял ее по своей фигуре, дабы не подавать дурного примера нам, курсантам. При малом росте и достаточно заметной полноте в неушитом обмундировании он выглядел мешковато и был чем-то похож на ночного сторожа. Ему бы впору берданку под мышку и тулуп.

К тому же, несмотря на свою твердую фамилию, характером Кремнев обладал мягким, покладистым, добродушным, а голос имел и вовсе уж не командный — тихий, слегка глуховатый, без единой металлической нотки.

— Извините, — вежливо обращался он к провинившемуся, — но вы нарушили установленный порядок, и я вынужден вас наказать. Как вы думаете, что вам полагается за подобное нарушение?

Сами определяя себе меру наказания, мы не были снисходительны. Наказывать самого себя — не очень-то приятное занятие, но мы считали, что с командиром роты нам повезло, и старались не подводить его. Мы уважали его за справедливость и ни капельки не боялись.

Неумолимым стражем порядка и грозой нарушителей был старший инструктор смены старший мичман Федор Харлампиевич Масленников. Фамилию носил он мирную, хоть бери ее и на хлеб намазывай, но это тотчас забывалось, когда он ехидно интересовался:

— Курсант Севастьянов, вы собираетесь служить на флоте?

Я уже служил на флоте добрых полгода, хотя и не на кораблях, а в морском учебном отряде, но попробуй догадаться, что старший мичман имеет в виду именно в данный момент? Я мысленно «обшариваю» себя с головы до пят. Так, ленточка на бескозырке, конечно, чуть длиннее, чем положено, однако не настолько, чтобы это можно было заметить сразу. Гюйс, то есть воротник с тремя белыми полосками, пристегнутый к голландке — синей форменной рубахе, лишь слегка вытравлен известью, чтобы пустить пыль в глаза городскому населению, преимущественно женского пола, насчет изъеденности этого самого гюйса соленой морской волной. Ремень? Но он затянут достаточно туго, да и старший мичман Масленников при всей его дотошности не какой-нибудь пехотный старшина, чтобы совать ладонь под бляху и накручивать наряды вне очереди. Нет, взгляд инструктора смены уперся куда-то ниже. Мой взгляд упал вслед за ним, и я обомлел. Батюшки, да как же это я вместо хромовых надел яловые ботинки?