Океан. Выпуск 6 - [36]

С ядовитыми рыбами связано много легенд и обычаев. В Японии, например, продолжительное время существовал обряд, по которому люди, решившие покончить с собой, устраивали торжественные тризны, отравляя себя ядовитыми рыбными блюдами. Они погибали в кругу семьи, среди друзей и близких. Для того чтобы искоренить этот обычай, в стране были изданы специальные указы, карающие не только тех, кто пытался покончить с собой, но и их ближайших родственников.

Ядовитые рыбы вместе с «мусором» отправляются в мучной цех. Но в него никогда не попадает мурена. Ее мясо обладает редкими вкусовыми качествами. Отварное мясо мурены тает во рту, оно нежнее креветок, ароматней жареного лука. Вкуснее мяса, чем мясо мурены, не знают даже самые утонченные корабельные гурманы.

Блюда из мурены славятся с давних пор. Еще в Древнем Риме, одним из главных признаков богатства патрициев считалось содержание в их домах живых мурен. Рыбы жили в специальных мраморных бассейнах, наполненных морской водой. Сохранилась легенда, что мурен кормили мясом рабов. Содержание мурен обходилось дорого, но патриции не скупились, шли на это ради того, чтобы угостить именитого гостя редким деликатесом. Патриции употребляли в пищу мурен лишь на торжествах. Мы же, рыбаки, ели этих мурен вдосталь, сколько душе угодно.

Фауна океана чрезвычайно пестра и разнообразна. Но есть у всех живых существ океана и одно общее: каждое из них вооружено каким-либо режущим инструментом — будь то клешня, шип, клюв, плавник или зубы. И почти все рыбы пожирают себе подобных, являются каннибалами. Разве только морской черт составляет исключение. Морской черт брезгует употреблять в пищу себе подобных. И это понятно: в природе, наверное, нет более безобразного существа. Будто она воплотила в морском черте идеал законченного уродства. Тело у него блинообразное, подгорелое. Желейная спина скреплена хрящевыми выпуклостями, их обволакивает темно-коричневая слизь, усыпанная шипами-бородавками. Между бородавками лежат два глаза, сражающие вас лютой враждебностью. Губы жесткие и тонкие, в их углах растут длинные усы-антенны. Играя в воде этими усами, притаившийся черт привлекает к себе беспечную жертву.

Самым же примечательным в морском черте является пасть. Когда смотришь на эту рыбу, складывается впечатление, что она вся сделана из одной сплошной пасти, снабженной многорядьем коротких иглообразных зубов. Видеть морского черта без чувства страха и брезгливости невозможно, в нем все безобразно, все отталкивает.

Полной противоположностью морскому черту является тунец. Впервые мне довелось увидеть эту рыбу в субтропиках. Ровными косяками по тридцать-сорок штук тунцы совершали круги рядом с траулером. Их серебристые тела, отразив солнце, взрывались в глубине холодным нестерпимым блеском. Тунец — образец законченности и совершенства линий. Внутри него будто натянуты пружины. Овальное рыло, нервный хвост словно обтянуты станиолевой лентой, придающей рыбе обтекаемость и какую-то особую красоту.

Когда тунца вывалили из сетей на палубу, рыба забилась о доски нервно и сильно, тело вибрировало, резкие толчки высоко подбрасывали слиток живого серебра. Было похоже, что на палубу швырнули пружину, которая, сорвавшись с зажимов, стремительно раскручивается.

На свете нет рыбы, способной обогнать тунца. Перо хвоста у тунца расположено вертикально, в одной плоскости с туловищем. В том месте, где тело сужается, постепенно переходя в хвост, с обеих сторон тянутся выпуклые острые линии. Верхний плавник во время движения убирается в продольный паз. Спина у тунца зеленая, низ и бока выложены чистыми серебряными пластинами, а над ними — цветная полоса: она словно соткана из благородных узоров, будто вышита по глади.

ПЕРНАТЫЕ НАХЛЕБНИКИ

С каждым подъемом трала океан оживает, голосит, наполняется движением, хлопаньем крыльев. За кормой творится невообразимое. Живой птичий вихрь, переполненный пронзительным галдежом, крутится над вспененным следом траулера. Пернатые неотступно сопровождают нас в длительном плавании. Траулер сделался для них надежным кормильцем. Птицы привыкли к рабочему кораблю, умело подстраиваются к его режиму. Когда трал спущен, они подолгу и молча парят над судном или дремлют неподалеку на воде. Кто-то из старых моряков по этому поводу заметил:

— Раньше бывало так: где птица, там ищи рыбу. Теперь наоборот: где рыбаки. — там и птица.

Птицы настолько привыкли к траулеру, что знают все команды, раздающиеся с мостика. Прикажет капитан или штурман: «Готовь лебедку!» — и стая начинает шевелиться, нервничать. Когда же раздается: «Отдать со стопора!» — стая с воплями устремляется к слипу. На птичий стол попадает вся рыба, выпавшая из сетей.

Одно время много хлопот доставляли птицы боцману. Особенно допекали небольшие юркие чайки. Они рассаживались на такелаже, седлали фок-мачту, поперечные балки, антенны. Громко вереща и перелетая с места на место, чайки густо обсыпали палубу пометом. Боцман едва успевал окатывать палубу морской водой. Ведь если вовремя этого не сделать, то пятна отвердеют и с такой крепостью прикипят к настилу, что потом и ножом не отдерешь. Боцман клял чаек, всячески боролся с ними: кричал в мегафон, свистел, включал тифон — птицам все нипочем. Сидят на снастях, переругиваются между собой, ожидают подъема трала, разделывают палубу и надстройки «под орех».