Океан. Выпуск 5 - [23]

— Подумайте до завтра, я хотел бы, чтобы вы решили правильно. — Начальник управления сидел, согнувшись вперед, почти лежал телом на столе, выставив скрещенные пальцы рук. Яркие лампы дневного света освещали его белое узкое лицо. Он говорил очень убедительно, надо отдать ему должное, он умел говорить.

Москалев не мог найти зацепки для возражений, в его словах все было правильно. Блестели золотые капельки запонок на безупречно чистых манжетах, узел галстука слегка ослаблен, пиджак расстегнут. Тонкое, почти незаметное кольцо на безымянном пальце.

— Берег вам был как расплата за вашу ошибку, просчет. Свое вы получили. А теперь подойдите к этому делу по-другому. Вы здесь много нужнее, чем на промысле: там у вас одно судно, а здесь — десятки. Подумайте до завтра. «Антей» от вас не уйдет, а здесь я вам гарантирую полную поддержку!

Ветер ворвался в порт. Холодный ветер с норда дул между строем судов и стенами пакгаузов сильными порывами, так что казалось — попал в аэродинамическую трубу. Было трудно идти и еще труднее угадывать лужи в темноте, и тогда Москалев выбрался на подкрановые пути и засеменил по шпалам. Слева вдоль причалов застыли в дожде борта плавбаз и рефрижераторов. Вряд ли в такую погоду дают «добро» на выход, а если удалось уйти днем, то это тоже не лучший вариант, в такую погоду лучше совсем не выходить или быть дальше от берега. В открытом море ветер не так страшен, как в узкостях канала. Неужели «Антей» сейчас идет каналом? Москалев вышел к месту, где кончились причальные линии и высился круглый маяк, свет которого то вспыхивал, вырывая из темноты небо в темных клочковатых тучах, то гас, погружая пространство в еще большую темноту, густую и плотную, почти ощутимую настолько, что, казалось, бесполезно двигаться — перед тобой стена.

В диспетчерскую вела крутая лестница, похожая на трап. Медные перила, надраенные до блеска, металлические решетки ступенек. Ветер, ночь, моросящий дождь исчезли, крепкие кирпичные стены поглотили звуки, в здании, казалось, все вымерло. Москалев остановился и вытер лицо, платок тотчас стал мокрым. Из приоткрытой двери на шестом этаже доносились голоса. Он вошел в огромную комнату, уставленную светящимися пультами и заполненную стрекочущими телетайпами. Вода, стекая с плаща, образовала лужу у его ног.

Две женщины в одинаковых зеленых платьях дремали, подперев головы ладонями. Горбоносый человек с усиками, по-видимому диспетчер, размахивал руками и спорил с грузным пожилым лоцманом. Выждав промежуток в их споре, Москалев спросил про «Антей».

Диспетчер отошел от лоцмана и набросился на Москалева:

— «Антей», «Антей»! — закричал он. — Что у вас за контора? Когда будет порядок? Благодарите, что ветер, можно свалить все на ветер, а если было бы тихо? Куда бы ушел ваш «Антей»? До сих пор нет судовой роли, до сих пор нет капитана! Не известно, когда давать воду, сегодня уговорили подогнать баржу, переставили ваш «Антей» на отходный причал, а они стоят — и хоть бы что! И начальство все спит спокойно!

— Успокойтесь, — сказал Москалев. — Закажите буксиры и лоцмана на утро. И сообщите прогноз. Воду и топливо возьмем сегодня.

Москалев присел на стул, расстегнул мокрый плащ и только теперь почувствовал, как он устал, и подумал, что утром никто не сможет заставить его покинуть «Антей». А сейчас предстоит суматошная ночь перед отходом и придется наверстывать все, что было упущено.

М. Рейтман ПЕРВЫЙ

Он дает команды первым:

Скорость,

         глубина

             и курс,

На ученьях ли,

             маневрах —

Первый залп!

         Атака!

             Пуск!..

Он — душа морских традиций.

Там, где он, —

         там главный пост…

Первым он

         за стол садится,

В праздник скажет

         первый тост.

…Но когда в бою неравном

Красный дым над кораблем,

Корабля сквозные раны

Опоясаны огнем

И, ломая когти-гребни,

Волны лезут на спардек —

Покидает борт

         последним

Этот

         первый

             человек.

М. Волков МОРЕХОДАМ

Залив не спал, он, как старик, ворчал,

Встревоженный гудками пароходов.

Надолго покидали мы причал,

Горел маяк — гигантская свеча,

Зажженная во славу мореходов.

Вдали, как нож, — песчаная коса,

Прибоем волн отточенная остро.

Где кипень брызг уходит в небеса

И облаков тугие паруса

Наполнены дыханием норд-оста.

Хотелось мне запомнить навсегда,

Отбросив мыслей повседневных путы,

Как бьется в борт упрямая вода,

Как растворится темных скал гряда

И ночь, вздыхая, встанет у каюты.

Н. Суслович УТРО НА РЕЙДЕ

Почистив палубу песком,

Лучами добрыми согреты,

Надев тельняшки и береты,

Встаем вдоль борта босиком.

Подошвы наши холодят

Чуть свет прошвабренные доски,

И гюйсов светлые полоски

На утренний залив глядят.

Наш горизонт, как первый лист, —

На нем ни тучек, ни морщинок.

Стоим, безусые мужчины,

И слышим, как поет горнист.

Дежурного чеканный шаг,

Спокойный голос командира.

Над нами — посредине мира —

На гафеле взметнулся флаг.

А впереди гудят года,

Валы гуляют в пенной гриве,

И я не знаю, что счастливей

Уже не стану никогда.

В. Тюрин ЕСТЬ У МОРЯ СВОИ ЗАКОНЫ Рассказ

…И кружится у слабых голова.

Г. Поженян

С севера их не шибко большой остров круто обрывался в море. Здесь день и ночь с тихим шумом волны облизывали нагромождения здоровенных окатистых булыжников. А с другой стороны, с южной, в островок воткнулась бухточка. В ней среди лохматых водорослей густо хороводилась мелочишка трески и пикши. Тут же в затишке паслись длинноногие крабы, подстерегая зазевавшуюся рыбью молодь.