Океан. Выпуск 5 - [22]

Москалев увидел его в толпе резервистов в огромном коридоре перед отделом кадров. Матвей Иванович был ростом добрых два метра, и его красное обветренное кривоносое лицо плыло над головами. Он тоже увидел капитана и крикнул так, вполсилы:

— Антон Петрович!

Он даже, может быть, не крикнул, а просто сказал, но вышло это при его басе так, что все обернулись, расступились, образовав проход для них. И Антон Петрович сказал:

— Рад видеть вас, Матвей Иванович. С приходом или отходом, с чем поздравить?

— Пока ни с чем, сегодня из отпуска.

— И куда?

— Мне все одно, я уже на всех наших судах отмолотил, конечно, к вам бы… — Тут Матвей Иванович закашлялся, понял, что сказал что-то не то, и спросил: — А ведь вы теперь напрочно на службе?

— На якоре, — сказал Москалев. — Заходи ко мне домой. Помнишь где?

Очень жаль, подумал Москалев, что тогда не договорились твердо, попробуй сейчас заверни Матвея Ивановича на «Антей», если ему дали назначение на другой пароход. И хорошо бы уговорить второго механика Старкова не брать отпуск, всегда себя чувствуешь твердо, когда уверен в механиках, капитану и без двигунов полно хлопот, а в машине все должно работать четко, чтобы даже не думать, что там у тебя стучит и пыхтит, какие поршни ходят, в каких подшипниках валы крутятся. И Москалеву вспомнилось, как на «Кашалоте», когда ходили к Фарерам, задрало и подплавило подшипники и как Старков, весь почерневший, ночами сидел в машине и растачивал вкладыши. И когда Москалев спросил, что, может быть, стоит подойти к базе, попросить ремонтников, то Старков обиделся и сказал: «Не надо, капитан, в машину спускаться. Утром будет полный ход, и точка».

И нужен настоящий старпом, неизвестно, что представляет из себя ученик Ивана Емельяновича. Надо посмотреть в работе, на швартовках, на выходе на косяк, и если понадобится, то учить незаметно, без излишней опеки. А в общем-то, он, видимо, парень стоящий, если его нисколько не подпортило преждевременное капитанство.

Порт не знал перерывов в работе, и ночи его были заполнены отходами и перешвартовками, пожалуй, даже плотнее, чем дни. Много раз говорили о том, что все надо организовывать в светлое время суток, но так уж складывалось, что отходы затягивались допоздна, и наибольшее их число выпадало на промежуток с двадцати трех до нуля. В это время, когда начальники, успокоенные диспетчерами и наблюдающими, дремали у телевизоров или пили чай перед сном, в порту кипела работа. Полусонные представители пожарников, регистра, портнадзора, утомленные суетой дня, ставили последние подписи. Пограничники в зеленых фуражках, позевывая, спускались по трапам, и на смену им поднимались лоцманы в кожаных пальто. Буксиры, простоявшие весь день в напрасном ожидании у борта, сипло ревели, матросы скидывали в воду швартовы и поднимались на борт.

Москалев добрался в порт вечером на попутке. Молчаливый грузный человек за рулем вел машину с предельной скоростью, женщина дремала у него на плече, волосы женщины заполняли всю спинку сиденья. Из двух или трех фраз, которые они сказали, Москалев узнал, что человек спешил на отходящее судно и что назад машину должна вести женщина, у которой нет шоферских прав.

Он поблагодарил и отошел от машины сразу, чтобы не мешать прощанию. Если бы Рита знала, она тоже примчалась бы в порт, но зачем волновать ее заранее, когда все не ясно. Она, конечно, привыкла к внезапным отходам, но теперь это будет тяжелее.

Москалев прошел к проходной мимо большого бронзового якоря. Металл, блестящий от воды, был освещен прожектором, в луче которого дробились и просеивались нити дождя. Огромное тело якоря тянулось вверх и, казалось, невидимой цепью было подвешено к высокобортному небесному лайнеру. За проходной начиналось асфальтированное шоссе с журчащими потоками дождевых ручьев по краям. Шоссе, окруженное цехами завода, холодильниками, пакгаузами, уходило влево к заливу, и там, в дожде, по мерцающим разноцветным огням угадывались причалы. Среди этих огней двигались два: красный и белый. «Вдруг это «Антей»?» — испугался Москалев и остановился.

Вода в заливе подошла к самому краю свай, борта траулеров и плавбаз высоко поднялись над уровнем причалов и блестели, как рыцарские доспехи. Рельсы подкранового пути ровными стальными полосами уходили в темноту, туда, где высилось девятиэтажное здание холодильника.

Москалев прошел мимо доков и вышел к двадцатому причалу, где должен был стоять «Антей». Здесь в строю плотно прижатых один к другому корпусов была прогалина, темнота залива врывалась в нее, и тусклые огни поселка виднелись на том берегу канала. Москалев долго стоял у этого темного разрыва и смотрел на вязкую вздрагивающую от беспрерывного дождя воду. Он промок, вода проникла под плащ, за шиворот, штаны облепили ноги, волосы слиплись, набухли ботинки.

Неужели «Антей» ушел, успел уйти, пока велись переговоры, пока пришлось ждать конца дня, чтобы поговорить с начальником наедине? Ушел в те часы, когда он на такси метался между конторой и портом, чтобы убедиться, что цел морской паспорт, что даже прописку не надо менять, он прописан по последнему рейсу на «Антее»? Зачем тогда вся эта игра, зачем эти обещания час назад в пустом кабинете?