Океан. Выпуск 10 - [19]

Мадам Крокенс и сын Альберт усадили гостей за стол. Кругом ни соринки, ни пылинки, в серванте и на книжных полках порядок. Подали легкий коктейль и кофе. На мотороллере примчалась дочь Джудит.

Она извинилась за свой небрежный вид: джинсы и мужская рубашка навыпуск, подпоясанная узким ремешком, — и убежала наверх. Вернулась опять-таки не в платье, а в белых джинсах и ролинге. Вся белая, гибкая, улыбающаяся. Джудит принесла альбом и попросила Ивана Карповича что-нибудь написать на память. Тот подумал и написал: «Дети должны идти дальше отцов. Капитан Тулаев».

— А теперь я повезу вас в ресторан! — весело воскликнул Крокенс. — «Олимпия», «Моби-Дик», «Буканьер» — выбирайте!

Все шло как-то не так. Любезно, но не от души. Тулаева раздражал чрезмерно, театрально веселый Крокенс. В машине он не выдержал и спросил:

— Не могу понять: вы на самом деле счастливый человек, Антон? Или хотите им казаться?

— Джон, истина в вине. Выпьем, и вы поймете. Вам я обязан. Я был разбит, уничтожен катастрофой «Атлантика». Вы вернули меня к жизни, к любимой работе. Фирма высоко оценила героизм ваших моряков, а заодно и мой.

— Хеппи энд! — язвительно воскликнул Тулаев, которого мучительно донимал вопрос: вернул бы Крокенс его, Тулаева, к жизни таким же способом или трусливо провел бы свой супертанкер мимо охваченного огнем «Воронежа»? — Отвезите, пожалуйста, нас на судно.

— Вам не хочется в ресторан, Джон? — спросил Крокенс.

— Нет.

— Хорошо, сэр. По дороге я покажу вам город, нашу картинную галерею…

В музее Крокенс, минуя несколько залов, сразу привел русских гостей к «Автопортрету» Рембрандта. Им повезло. Посетителей было мало, и они оказались одни перед ликом старого, умудренного жизнью художника. Крокенс шепотом сказал:

— Я беседую с ним часами.

Тулаев не мог отвести взор от всепонимающих глаз великого мастера. Они как бы говорили ему: «Не спеши. Не суетись. Верь людям, как веришь самому себе. Человек велик в деле. Никто заранее не знает, на что он способен…»

Иван Карпович догадался, что Крокенс не случайно привел его к своей любимой картине. Нет, с человеком, думающим только о себе, себялюбцем и эгоистом Рембрандт не станет разговаривать часами. Мелкие душонки, приспособленцы, предатели и лжецы не задерживаются в этом зале. Спасибо тебе, великий Рембрандт. Ты снял камень с души капитана Тулаева, и он понял, что за человек этот Антони Бен Крокенс.

А. Миланов МОНОЛОГ СЕЙНЕРА

Я сейнер. Мне волны помяли бока.

Я рыбой пропах от киля до клотика.

Но все-таки люди меня, старика,

Считают незаменимым работником.

Удел моих братьев, мой личный удел —

Трал за кормой закрепив потуже,

Выслеживать стаи упругих сельдей,

Зубатку и пикшу из моря выуживать.

Казалось бы, что мне до ваших забот,

Товарищи люди? Я вас понимаю!

И как вы желаете, я круглый год

Студеные мили на лаги мотаю.

Стучит мое сердце стальное — мотор,

Едва лишь к причалу прижмешься щекою,

Как снова в рыбацкий уходишь дозор

И тянешь капроновый трал за собою.

И снова путина, волна за волной.

Несется над морем гудок мой осипший.

За то, что покоя не знаю давно,

Спасибо вам, люди. Большое спасибо!

И. Олейников * * *

Ходит, ходит море в пляске,

Удаль в грохоте слышна.

Я гляжу, гляжу с опаской —

В плен возьмет меня волна:

Хлынет зеленью и синью,

Смоет начисто покой,

И — тогда я не покину

Этот праздник колдовской —

Превращусь в скалу крутую,

Грудь подставлю всем ветрам,

Если жизнь начну вторую —

Морю

         вновь ее отдам!

* * *

Оглушен океанским рокотом,

Ногами врастаю в палубу.

Я еще без матросского опыта,

Но никто не услышит жалобы,

Что на палубе зыбкой работа,

Что устал и промок до костей.

Это будни суровые флота

Учат слушать напевы снастей,

Напряженных ветрами, как струны,

Басовито гудящих в ночи.

След в тумане утонет бурунный,

Да охрипший тифон прорычит.

Пусть грозна неуемность морская,

Ванты рвет и корежит металл,

Знаю, ждет меня доля мужская,

О которой я с детства мечтал.

А. Марков ЛЕДОКОЛ

Я устал быть ледоколом.

Льды… Куда ни глянешь, льды…

В беспорядке невеселом

Трутся. Треск на все лады!

Как хлобыстнет! Как заедет

Льдина — ребра затрещат!

Изумленные медведи

Подгоняют медвежат!

Что ж вы думаете, черти,

Мне не больно? Я — стальной?

Вы попробуйте измерьте…

Этот панцирь ледяной

С головой меня укутал,

Ветер кости пронизал!

Глохнет сердце в стуже лютой.

Нету силы… Я устал!

И зачем моя работа?

Заметает снегом путь!

— Нет, не так, дружище! Кто-то

Успевает проскользнуть!

Не горюй! Не зарастает

Никакой в пространстве след!

Видишь: вон за светом — свет,

Кораблей большая стая

Подмигнула нам в ответ!

Н. Кайнов МНЕ ИНАЯ ПЕСНЬ СЛЫШНА

Надо мной — чужое небо,

Африканская луна.

Звезды, словно древний

                               ребус,

Тишина.

Только нет покоя что-то,

Словно заблудился я.

Чужедальние широты —

Неуютные края.

Бьет волной залив

                  Гвинейский.

Мне иная песнь слышна:

В африканском лунном

                            блеске

Плещет невская волна.

Е. Богданов ЧАЙНЫЙ КЛИПЕР Повесть

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Есть под Архангельском, в устье Северной Двины — при слиянии двух ее рукавов, Маймаксанского и Кузнечевского, — знаменитые Соломбальские острова, именуемые здесь Соломбалой. И предместье Архангельска, поселок, что расположен на одном из островов, носит то же имя.