Океан. Черные крылья печали - [11]

Предположения Леопольдо оказались верны: Ангелика улыбнулась, но глаза не открыла. Тогда Леопольдо наклонил голову, обхватил губами один из сосков девушки, лизнул языком, будто пробовал на вкус нектар, и видимо ему было мало этого нектара, так как он коснулся зубами соска и укусил, не больно, но ощутимо.

Глаза Ангелики распахнулись, словно ставни поутру. Вопрос застыл в глазах, на лице отобразилось возмущение, скорее игривое, чем настоящее. Девушка посмотрела на Леопольдо, подняла руку и шлепнула его по губам. Шлепок получился детским, но вряд ли девушка хотела сделать Леопольдо больно. Леопольдо это знал и все же решил продолжить игру: теперь на его лице поселилось удивление и возмущение. Недолго думая, словно в отместку, Леопольдо ринулся к девушке, навалился на нее телом и впился губами в ее губы.

Ангелика пискнула, должно быть от возмущения и даже ударила Леопольдо ладонью по ягодицам, но затем, будто капитулируя, обняла его и ответила на поцелуй своим, не менее горячим. Сердца столкнулись, словно машины, вспыхнули, как сверхновая, и в груди обоих полыхнуло огнем страсти.

На секунду их губы разъединились, чтобы дать возможность легким наполниться воздухом, а затем снова соединились. Рука Леопольдо зарылась девушке в волосы, сжала их, потянула за собой, отпустила, словно испугавшись страстного порыва, но наказания не последовало, будто обрадовалась, метнулась вниз и накрыла грудь. Ладонь ощущала нежность кожи на груди девушки, чувствовала каким твердым стал сосок, словно жизненным соком налился. В то время как губы Леопольдо снимали божественный нектар с губ Ангелики, его ладонь наслаждалась бархатом кожи ее груди: гладила ее, сдавливала, игралась с соском, с одним, затем переместилась ко второму, словно дитяте, забытому, но к счастью не брошенному.

Страсть охватила обоих. Леопольдо оставил в покое губы девушки, спустился ниже и начал покрывать поцелуями ее шею, но и этого ему видать оказалось мало, а может, просто губы зажили собственной жизнью: невидимая дорожка из горячих следов, остававшихся после поцелуев губ Леопольдо, протянулась от шеи Ангелики к ее груди. Воздух вздрогнул, когда из груди девушки вырвался стон, тишина растаяла, как лед на солнце. Дыхание девушки, казалось, могло обжечь, настолько горячим оно было, как лава из вулкана рвалось оно из ее приоткрытого ротика навстречу испуганному неожиданным вторжением окружающему миру.

Дорожка из поцелуев потянулась дальше, ладони Леопольдо накрыли груди Ангелики, сжали их, ослабили хватку, снова сжали, будто играли или… нет, все никак не могли насладиться нежностью девичьей кожи. Но вот они как будто вспомнили, что кожа есть у девушки не только на груди, оставили груди, спустились к бокам, поднялись к животику, устремились вдогонку за губами, упрямыми и непослушными, целующими в эти минуты бедра девушки.

Если бы Леопольдо не был столь увлечен, поднял голову и посмотрел на лицо Ангелики, то заметил бы, как ее губы поджались, словно в предвкушении, увидел бы, как подрагивают ее глаза под закрытыми веками, как танцуют ресницы, как то и дело расширяются ноздри, наполняются воздухом, словно паруса ветром. Но Леопольдо ничего этого не видел. Его губы нашли новую "жертву" – тонкую полоску волосков, проступающих под полупрозрачными трусиками. Но целовать ткань не одно и то же, что целовать нежную, сладкую, молодую женскую кожу. Нет! Совсем не одно и то же. Это все равно, что целовать небесную лазурь после того, как поцеловал землю во время дождя.

Влекомый ощущениями неестественности, Леопольдо положил руки Ангелике на трусики, замешкался на мгновение, затем рывком стянул их с девичьего тела и бросил на цветистый ковер на полу. Руки вернулись к телу Ангелики, волнующему и влекущему, скользнули по бедрам, талии, животу. Губы накрыли заветную полоску у девушки на лобке. Нос втянул воздух, насыщенный запахами юного тела. Язык пробежался по волоскам, коснулся половых губ и прижался к заветной горошине. Леопольдо ощутил, как под его языком задрожало тело Ангелики, комната наполнилась стонами и придыханиями, остатки тишины выскользнули в приоткрытое окно и затерялись в ночи.

Тело девушки, покрытое ровным, словно нарисованным солнечным загаром и капельками пота, маленькими драгоценными камешками сверкавшими в полутьме комнаты, выгнулось дугой, живот девушки приподнялся, руки вцепились в простыню, голова уперлась в подушку, всхлип ласточкой пронесся по комнате, взмыл под потолок, метнулся к окну и выскочил на улицу. За ним вдогонку отправился второй, третий, а за третьим и четвертый с пятым подоспели. Ангелика мотнула головой в одну сторону, в другую. Волосы растрепались. Дыхание жгло воздух. Огонь в груди становился все сильнее, пока не охватил все ее естество – жаждущее, чувственное, чувствующее.

Мгновения спустя Леопольдо прекратил истязать девушку лаской, поцелуями проложил дорогу к ее шее, прижался к щеке, поцеловал в губы. Ангелика плотнее прижалась телом к его телу, обвила руками его шею, что-то шепнула ему на ухо, да так тихо, что он и не услышал сказанного, зато почувствовал, как ладошка девушки обхватила его пенис, ощутил давление ее пяток на ягодицах. Не сопротивлялся, поцеловал влажные губы, подался тазом вперед и вошел в пышущее жаром лоно девушки.