Окаянный престол - [141]
— Сиди тогда, — простились с ним бояре.
— Матка боска надо мной, — успел уведомить их Мнишек. — Приняв крест с Неба, всё буду терпеть! Всё, что ещё... — Запугиваемые думцы уже выходили. — Более, чем Бог вам попускает, мне никак не сделаете! — хохотал сенатор.
— Более — никак, — кивнули ему, замыкая дверь.
По совету Мнишка решено было поискать пропавшие кошёлки и подарки где-нибудь и впрямь у себя. Приказано было столице всё грабленое у поляков доставлять в казну. Второстепенным литовским гостям, безобидным вельможам, тоже нехудо было бы всё ихнее вернуть — усердием умилостивить Речь. Но указ сей не гораздо исполнялся. Отдано, найдено было лишь несколько чёрных и страшных, облупленных до золотинки, скелетов карет да около десятка редких скакунов, ничуть не повреждённых и бодро светящихся (коли сразу не ускакал на таком, уже не продашь и не спрячешь).
Гайдуки Стадницких и Тарло жили по-прежнему в кусачих зипунах на голо тулово, их панам были вытребованы всё же под зипуны холщовые новейшие рубища из холопских кладовых.
Но с четверга наконец потеплело. Спохватись, осиянное небо впилось в мёртвое серебро города, торя дорогу ненадёванным зелёным льнам, и без всяких набатов, на площадь перед ряд толстых чаек-бойниц, сошлись слободы. Отошедшие с похмелья, сегодня не топившие печей и где-то сами собой сговорившиеся, злые на невзгоду пригородных яровых — на солнышке вопили. Кто снёс царя? Кто высадил нового? Раз-перераз вас, думцы перетёртые, доказывай, держи ответ! Вспомнили вдруг: весь тот год, что царствовал Дмитрий или расстрига — не суть как его там, — но целый год баловала землю красная погодка. А теперь что ж, будет опять, как при Борисе, одна с небесами маета?
Шуйский шёл девственным ковром к обедне, как почувствовал волнение народа за древней стеной. Этот богатый, замедленный кирпичным тыном звук и жалобное дрожание воздухов он узнал бы сквозь любую тьму шуршаний.
Остановясь, ссутулясь, Василий Иоаннович плавно обернулся вокруг посоха к вельможному походу за собою.
— Что — это?
— Неведомо кто созывает народ именем царским, — знающе ответил Волк-Приимков. Иные только переглядывались, разводя косыми рукавами.
— Что — это?! — глядя и на всех, как на Приимкова, ровно никого не слышал Шуйский. — Пошто опять разволновали чернь?! Ну кто да кто из вас?!. Какое теперь сочиняете коварство?!
Путано вьющийся полк боярский остеклел от прямоты и света государева глаза.
— Коли я не люб вам, говорите сейчас! — Вдруг в распахнутых очах царя блеснули слёзы. — Коли... коли так... коли я... Я оставляю стол! Вы избрали меня, вы и низлагайте!
Шуйский отпустил орлёный посох (посох брякнулся перед ним на суховатый ковёр, хотел скакать, катиться — не пустили крылья набалдашника). Снял отороченную соболем ермолку с крестом на маковке:
— Возьмите же! И выбирайте наново, кого вы там хотите!
По-над горем запрокинул голову, и уже только немногие видели, что так его зрачкам ловчее читать всех сквозь гнутую слезу. Князь Шаховской и думный дворянин Собакин сделали невольное движение, лицом и станом, к скипетру с шапкой. И тут же стали серы, поняв...
Шуйский мгновенно надел шапку. В раскрывшуюся длань приял посох, взлетевший сам к нему по воздуху, кажется, и не коснувшись десятка угодливо метнувшихся рук.
— А раз так!.. — возвысив сухо, ровно голос, тёк себе глазами государь. — Нет, заели уже эти козни! Раз не хощете иного и я таки вам царь, дайте царить и отказнить виновных!
Всем говоря, смотрел теперь лишь на Собакина и Шаховского.
— Мы, государь, уже поцеловали тебе крест, дай нам и помереть за тебя! — сказал Волк-Приимков. — Давай казни кого как знаешь!
Собакин, цвета постоявшей извести, шатнулся и стал падать на спину, разгоняя ферязи и двукафтаны...
Бояре, с государева веления, поспешили на Жар-площадь — заговаривать народ. Ручательства новой кремлёвской правды решено было Москве дать такие: сволочь на место Лобно всех жирующих ещё по волостям Отрепьевых — виниться им в мерзком родстве. Итак, раз знаем, что он — этот, значит, точно не тот. Доказать и с другой стороны: раз тот — не он, значит, уже давно убит; подождите, завтра выроем его и на узнание царице Марфе привезём.
Шуйский знал, что внести успокоение в умы слобод может что-то отвлечённое и неожиданное. Старая крамольная побаска, что во Угличе у гроба Дмитрия творятся чудеса, была теперь возвещена с амвонов. Удивлённый посад стал ждать перенесения мощей.
Меж тем и первые весточки от спасшегося чудом Дмитрия-царя явились. Думе довели, что с ночи, накануне последнего волнения московитян, на воротах множества бояр — сторонников нового царства, — а также пленных поляков прибиты подмётные письма, а то и просто пламенным суриком писано поперёк ворот, что укрывшийся от душегубов прежний государь приказывает истребить за воротами сими изменных вельмож и добить ляхов. Царь Василий снова спрашивал своих бояр, чьих козней это дело. Хоть сам знал (и пристрастно, глубоко молчал), что набирает силу истинный Расстрига, избегший ножей мятежа. Бояре же дружно ссылались на живорезов-разбойничков, давеча повыпущенных из темниц: всяко они это, разлакомившись, зовут новую кровь и грабёж.
Загадочная русская душа сама и устроит себе Смуту, и героически преодолеет её. Казалось бы, столько уже написано на эту острую и весьма болезненную для России тему. Но!.. Всё смешалось в Московской державе в период междуцарствия Рюриковичей и Романовых — казаки и монахи, боярыни и панночки, стрельцы и гусары... Первые попытки бояр-«олигархов» и менторов с Запада унизить русский народ. Путь единственного из отечественных самозванцев, ставшего царём. Во что он верил? Какую женщину, в действительности, он любил? Чего желал Руси? Обо всём этом и не только читайте в новом, захватывающем романе Михаила Крупина «Великий самозванец».
Увезенный в детстве отцом в Париж Иван Беклемишев (Жан Бекле) возвращается в Россию в качестве офицера Великой армии Наполеона Бонапарта. Заполучить фамильные сокровища, спрятанные предком Беклемишевых, – вот основная цель Ивана-Жана и Бекле-отца. Однако, попав в Москву, Иван-Жан становится неожиданно для самого себя спасителем юной монашки, подозреваемой во взрыве арсенала в Кремле. Постепенно интерес к девушке перерастает в настоящее чувство и заставляет Ивана по-новому взглянуть на свои цели и поступки.
Загадочная русская душа сама и устроит себе Смуту, и героически преодолеет ее. Все смешалось в Московской державе в период междуцарствия Рюриковичей и Романовых - казаки и монахи, боярыни и панночки, стрельцы и гусары… Первые попытки бояр-"олигархов" и менторов с Запада унизить русский народ. Путь единственного из отечественных самозванцев, ставшего царем. Во что он верил? Какую женщину в действительности он любил? Чего желал своей России? Жанр "неисторического" исторического романа придуман Михаилом Крупиным еще в 90-х.
Роман-дилогия «Самозванец» — это оригинальная трактовка событий Смутного времени XVII века. Смута — всегда благодатная почва для головокружительных авантюр и запретной страсти.В центре повествования — загадочная фигура Лжедмитрия I, или Гришки Отрепьева, а также его ближайшее окружение. Казачий атаман Андрей Корела, юный полководец Скопин-Шуйский, польский гусар Станислав Мнишек — все это реальные исторические лица, как Борис Годунов, царевна Ксения, Марина Мнишек и многие другие. Судьбы этих людей переплелись между собой и с судьбой России настолько плотно, что вычеркнуть их из ее истории невозможно.
Это - история необыкновенного восшествия на московский престол единственного из русских самозванцев, ставшего царем. Это - трагедия власти и лукавого времени. Природные катаклизмы, голод, эпидемии, людоедство… Звон клинков и колокольный набат, кровавые баталии, пытки… Взлет и падение вчерашних баловней судьбы, кремлевские интриги и спальни… Изнанка церковной жизни и сила родных святынь, казачья вольница… Неповторимые людские судьбы, сплетенные в единый клубок русской Смутой. Это - неожиданные параллели прошлого с современностью.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Написанная в XIX в. книга немецкого исследователя Г. В. Штоля «История Древней Греции в биографиях» впервые вышла в свет на русском языке в 1896 г. и с тех пор неоднократно переиздавалась. Автор в подробных, пестрящих интересными неожиданными деталями очерках рассказывает о политических и военных деятелях Древней Греции — от Ликурга Спартанского до Филопимена из Мегалополя.Для широкого круга читателей.
Что известно современному читателю о тех, кто вершил судьбы европейских стран в XVI, XVII, XVIII веках? Мы мало знаем о тайных пружинах европейской дипломатии, в которой каждый из героев этой книги был виртуозом. Читатель познакомится с императором Карлом V, английскими королями Генрихом VIII и Карлом I, французскими монархами Франциском I, Генрихом IV, Людовиком XIV, герцогом Бекингемом, Анной Австрийской, прусским королем Фридрихом II и императором Иосифом II и другими правителями и министрами. Авторы поставили целью представить их жизнь и правление не только увлекательно, но и научно достоверно, порой опровергая сложившиеся стереотипные представления о своих героях.
Впервые выходящая на русском языке книга выдающегося английского государственного деятеля У. С. Черчилля (1874-1965) представляет собой первую часть его труда «История англоязычных народов». Автор описывает историю Англии с древнейших времен до 1485 г., когда пришла к власти династия Тюдоров. Он рисует обширную картину английской жизни, уделяя особое внимание становлению английской нации и государственности, анализирует роль монархов в истории страны, описывает многочисленные войны и другие события. В книге освещаются также социально-экономические, правовые и религиозные аспекты жизни.
Впервые выходящая на русском языке книга выдающегося английского государственного деятеля У. С. Черчилля (1874–1965) представляет собой вторую часть его труда «История англоязычных народов». Автор описывает историю Англии при Тюдорах и Стюартах (1485–1688), доводя изложение до «Славной революции» 1688–1689 гг. Он рисует обширную картину английской жизни, уделяя особое внимание становлению английской государственности, анализирует роль монархов в истории страны, освещает события Реформации, Английской буржуазной революции и эпохи Реставрации, а также начало освоения англичанами Американского континента.