«Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Том 1 - [13]

Декабристы и их движение не имели широкого распространения в народной толще, и царствование Императора Николая I было одним из самых

РиссшК^^ мемуарах

спокойных. Это было время, когда без всяких полицейских мер и предосторожностей монарх открыто, пешком или в экипаже, появлялся среди толпы своих подданных. Но именно в то время, с началом царствования Императора Николая I, возникла так называемая политическая полиция, она, эта полиция, была в зачаточном состоянии, и функции ее были столь неопределенно очерчены, а персонал ее чинов был столь несведущ и неопытен в новом деле, что, конечно, свободное появление Императора на народных гуляньях и даже маскарадах не было обеспечено какой-либо бдительностью со стороны этой полиции.

С другой стороны, движение декабристов заставило тогдашнее правительство задуматься о мерах противодействия и о необходимости быть осведомленным о «настроении умов» хотя бы «передовой» части русского общества.

Близкое и доверенное лицо Государя, генерал Бенкендорф, в 1826 году подало ему записку, написанную туманным и высоким стилем, в которой, в весьма запутанной фразеологии, доказывалась необходимость учредить особую политическую полицию. Граф Бенкендорф, между прочим, писал следующее: «Событие 14 декабря 1825 г. и ужасные заговоры, которые в течение десяти лет подготовляли этот взрыв, достаточно доказывают как ничтожность имперской полиции, так и неизбежную необходимость организации таковой. Для того чтобы полиция была хороша и охватывала все пространство империи, она должна иметь один известный центр и разветвления, проникающие во все пункты; нужно, чтобы ее боялись и уважали за моральные качества ее начальника. Он должен называться министром полиции и инспектором жандармов. Только этот титул даст ему расположение всех честных людей, которые хотели бы предупредить правительство о некоторых заговорах или сообщить ему интересные новости…»⁶

Я позволю себе прервать на этом месте начало докладной записки графа Бенкендорфа, невольно вызывающей ныне улыбку своей «маниловщиной», только для того, чтобы остановить внимание моего читателя на двух пунктах. Во-первых, ко времени подачи этой записи, т. е. к январю 1826 года, в императорской России не существовало организованной в государственном масштабе политической полиции и, во-вторых, граф Бенкендорф наивно предполагал, что новый министр создаваемой им политической полиции и сама полиция должны будут пользоваться расположением и услугами «честных людей», которые будут предупреждать о заговорах. Граф Бенкендорф не допускал мысли, что гораздо правильнее и удобнее добывать нужные сведения за деньги, путем подкупа людей, так или иначе близких к «за-

мемуарах

говорщикам», и что «честные люди», о которых он упоминает, или благонамеренные граждане, при всей своей честности и благонамеренности, как раз обычно о «заговорах» не знают.

В дальнейшем, когда записка Бенкендорфа о создании политической полиции в виде Отдельного корпуса жандармов получила одобрение Императора Николая I и эта полиция стала функционировать по пути, намеченному ее автором, на практике и получилось, что эта полиция ничего не знала о затеваемых и подготовляемых «заговорах», ибо «честные люди» об этих заговорах ничего не знали, а жандармская полиция безнадежно ожидала от них какой-то помощи и содействия.

В конце своей записки граф Бенкендорф высказывается еще более определенно против подкупа и приобретения за деньги шпионов и особенно подчеркивает то, что успех дела зависит от «моральной силы» чинов полиции. Граф Бенкендорф был уверен, что «чины, ордена, благодарность поощряют офицера больше, чем денежные суммы поощряют людей, секретно используемых, которые часто играют двойную роль: шпионят для и против правительства. Эта полиция должна употреблять все свои усилия, чтобы завоевать моральную силу, которая в каждом деле есть главная гарантия успеха…».

Я намеренно воспроизвел в точности все главные положения записки графа Бенкендорфа, чтобы показать моему читателю, как тогдашняя правительственная власть в России была озабочена «моралью» и как ее важнейшие начинания были основаны на идеологических, «высоких» по своей чистоте, принципах. Даже в таком деле, как добывание секретных сведений, которые во всем мире во все времена добывались без особой морали, а просто подкупом тех, которые в записке Бенкендорфа названы «заговорщиками», российская правительственная власть делает ставку на «честных людей», которые будто бы «придут сами и все скажут!»⁷.

Наивно, скажет современный читатель. Да, несомненно, очень наивные основы были заложены при создании политической полиции в императорской России. Но в то же время наличие их противоречит и той довольно распространенной, особенно среди иностранцев, легенде об этих основах, которую небезызвестный Б. Локкарт формулирует так: «…я не воображаю, будто постиг темные основы царской полиции, но не верю ни в ее толковость, ни в ее честность. Пресловутая “охрана”, о которой столько распространялись политические фельетонисты, представляет собою миф. В действительности в ней руководящую роль играли тупицы и продувные жулики, причем первые были несомненно в большинстве…»