Охотники за пчелами - [2]

— Ну, — пробормотал он, — уж теперь-то он должен быть мертв. Пойду, посмотрю. Однако буду помнить об осторожности. — И вынув из-за пояса острый охотничий нож, чиркнул лезвием по камню и, удостоверившись, что все в порядке, решился наконец приблизиться к лежавшему по-прежнему неподвижно всаднику.

В диких прериях действовало неписаное правило, а именно, самый кратчайший путь от одного пункта до другого — обходной. Вот и незнакомец, вместо того чтобы пойти напрямик, стал заходить со стороны, двигаясь осторожно, то и дело останавливаясь, чтобы убедиться, что его жертва мертва. На всякий случай он держал наготове нож и даже не исключал возможности поспешно ретироваться. Но эти предосторожности оказались ни к чему. Всадник не проявлял ни малейшего признака жизни. Так что убийца успокоился.

Уперев руки в бока, он смотрел на мертвеца, лежавшего ничком.

— Да, безусловно, он мертв, — сказал он себе. — Жаль, это был храбрый человек. Никогда бы я не осмелился сразиться с ним в открытом бою. Но честный человек должен держать слово. Мне заплатили, и я обязан был отработать заработок. Странно, почему же нет крови? Должно быть, она излилась внутрь. Тем лучше для него, меньше пришлось страдать. Однако для большей верности воткну-ка ему нож в спину. Хотя и так ясно, что он не оживет. Но ведь мне заплатили, а тех, кто платит, обманывать нельзя.

После этого убийца опустился на колени и уже собрался занести над ним нож, как вдруг мнимый мертвец мгновенно вскочил и бросился на своего убийцу, схватил его за горло и, опрокинув навзничь, уперся коленом в грудь. Затем выбил у него нож, прежде чем тот успел опомниться!

— Сделайте одолжение, амиго, успокойся! — сказал всадник насмешливым тоном.

Но как бы быстро и неожиданно ни произошло только что случившееся, незнакомец-убийца слишком привык к подобным случайностям, а потому быстро обрел обычное хладнокровие.

— Ну, амиго, — продолжал всадник, — что ты скажешь на это?

— Я скажу, что ты искусно притворился, — ответил тот с усмешкой. — Ты по этой части большой умелец!

— Может быть, — согласился тот. — Я проявил хитрость, достойную тебя.

— Пожалуй, даже превзошел меня. Я думал, однако, что застрелил тебя. Это странно, — добавил он, как бы рассуждая сам с собой. — Они были правы, это я дурак. В другой раз возьму серебряную пулю, тогда уж все будет наверняка.

— Что ты бормочешь?

— Ничего.

— Ты что-то сказал.

— А ты что, непременно хочешь знать?

— Если спрашиваю, значит хочу.

— Я сказал, в другой раз возьму серебряную пулю.

— Для чего?

— Для того, чтобы убить тебя.

— Чтобы меня убить? Ты что совсем сошел с ума? Неужели ты думаешь, что я тебя отпущу?

— Нет, не думаю, тем более что в этом случае ты сделал бы большую ошибку.

— Потому что вы хотите меня убить?

— Да, и как можно скорее.

— Стало быть, вы очень меня ненавидите?

— Я? Нисколько!

— Так для чего же вам меня убивать?

— Честный человек должен держать слово. Всадник пристально посмотрел на него и задумчиво покачал головой.

— Гм! — продолжал он через минуту. — Обещаете ли вы, если я на время вас освобожу, не попытаться убежать?

— Обещаю тем с большим удовольствием, что пребывать в такой позе довольно утомительно и я желал бы ее переменить.

— Вставайте! — сказал всадник, поднимаясь. Тот не заставил долго ждать и в мгновение ока был на ногах.

— Ах, как хорошо оказаться свободным, — сказал он.

— Неправда ли? Теперь не желаете ли немного побеседовать?

— Очень желаю, кабальеро. Я могу извлечь немалую пользу из нашего разговора, — отвечал он, кланяясь с самой обезоруживающей улыбкой.

Враги сели рядом, как ни в чем не бывало. Это одна из примечательных черт мексиканского характера. Убийство у этого народа стало настолько обыденным, что нередко человек, чуть не лишившийся жизни, попав в искусно устроенную ему ловушку, спокойно и даже вполне миролюбиво пожимает руку человеку, вознамерившемуся его погубить, потому что не сегодня-завтра он сам способен проделать то же.

Однако в данном случае всадник руководствовался отнюдь не этими соображениями, а совсем иными, о которых мы узнаем позже. При всем видимом простодушии он испытывал глубокое отвращение к разбойнику, покусившемуся на его жизнь.

Что же касается последнего, то справедливости ради должны сказать, что он сожалел лишь об одном, что промахнулся, и мысленно обещал себе исправить оплошность как можно скорее.

— О чем вы думаете? — спросил вдруг всадник.

— Я? Ни о чем, — ответил разбойник с невинным выражением на лице.

— Вы ошибаетесь. Я знаю, о чем вы думаете в эту минуту.

— О! На этот счет позвольте вам сказать…

— Вы думаете, как бы меня убить, — резко прервал его всадник.

Разбойник ничего не ответил, только пробормотал сквозь зубы:

— Экий демон! Он угадывает даже самые сокровенные мысли. С ним надо держаться начеку.

— Готовы вы отвечать чистосердечно на мои вопросы? — продолжал через минуту всадник.

— Да, насколько это будет для меня возможно.

— То есть когда ваши интересы не заставят вас солгать?

— Сеньор, никто ничего не делает себе во зло. Никто не может принудить меня говорить дурно о себе самом.

— Это правда. Кто вы?

— Сеньор, — начал разбойник гордо, — я имею честь быть мексиканцем. Мать моя была индианка, отец — гваделупский кабальеро.