Охотники за облаками - [5]

Пора в путь. Вы вращаете штурвал, разворачивая корабль к дому. Ищейка сидит на носу корабля с улыбкой на лице, в его руках заслуженная фляга с водой, и рядом стоит тарелка жареных небесных креветок. Он смотрит на вас с немым укором: «Вот видишь, я же говорил. Но ты мне не верил, ведь нет же? Ты потерял веру в меня. Ты усомнился».

Вы делаете вид, что вовсе нет, никогда не было и тени сомнения, и вы были уверены в нем с самого начала, и всегда будете, до самого конца. Но сами понимаете, что это ложь. В вас всегда будет сидеть это крошечное зернышко сомнения, да и в нем, возможно, тоже. Здесь ни в чем не может быть гарантий. Даже лучшие из охотников иногда ошибаются. Никто не безупречен, никто не бывает прав всегда.

В этом я уверен на сто процентов.

5. Приглашение

– Я хочу позвать кое-кого к нам на ужин, – объявил я однажды, вернувшись домой из школы.

Моя мама изобразила радость. Она всегда твердила мне, что мне нужно больше общаться с людьми. Но теперь, когда дошло до дела, на первый план, вероятно, вышло неудобство.

– Ах, как… замечательно, – сказала она с легкой заминкой, которая намекала на то, что на самом деле нет. – Не посреди недели, я надеюсь? А то столько уроков…

– В пятницу, – сказал я.

Против пятницы нечего возразить. После пятницы идут целые выходные. Нельзя заставить человека делать уроки в пятницу.

– Тогда, думаю, можно. А кто это? Твой одноклассник?

– Одноклассница, – поправил я.

Она посмотрела на меня.

– У тебя есть подруга?

– Да. Только не нервничай, – сказал я. – Она мне не подружка. Просто друг женского рода. Девочка, с которой я дружу. Как тебе удобнее.

– Ясно.

– И я предупреждаю, у нее шрамы.

– Шрамы?

– Отсюда досюда.

– Ах, какой ужас.

– Вовсе нет. Они ей очень идут.

– С ней что-то случилось?

– Нет, ничего страшного. На самом деле, они так здорово смотрятся, что я даже хочу себе такие.

– А ну-ка послушай меня, Кристьен! Даже не думай…

– Да я просто так сказал, мам. Я бы никогда их не сделал, – признался я. – Это, наверное, очень больно. Она сказала, что сперва ей дали что-то выпить, от чего лицо онемело, а потом взяли острый нож и…

Мама изменилась в лице.

– Хватит с меня подробностей. И эта девочка придет к нам на ужин?

– Если ты не возражаешь.

Ну, это я так думал, что она придет к нам на ужин. Ее я еще не спрашивал. Может, она собиралась уехать со своей мамой охотиться за облаками, но я сомневался в этом. Неделя выдалась сырой и туманной, облака были повсюду. Уезжать на выходные не было необходимости. Баки на корабле, наверное, и без того переполнены.

– Я даже не знаю…

Но она не могла мне отказать. Если бы она мне сейчас отказала, это пошло бы вразрез со всем, чему меня учили родители – о толерантности и интеграции, тому, что нельзя относиться свысока к меньшинствам, и всему в таком роде. Так что единственное, что она могла мне ответить, это процедить: «Тогда, наверное, можно». Именно этот ответ я и получил.

– Посмотрим еще, что скажет твой отец.

Я думал, ничего он не скажет. Я только представлял, как он уставится на мать Дженин, если та придет забрать ее после ужина, и как отвиснет его челюсть при виде этой высокой женщины с черными волосами и зелеными глазами и шрамов на ее лице.

Его, наверное, как ветром сдует.

Думал я.

Только вышло так, что я ошибался.

Мама рассказала ему о моей просьбе тем же вечером.

– Девочка со шрамами, судя по всему, – сказала она.

Папа оторвался от газеты с интересом во взгляде.

– Охотник за облаками? – спросил он.

Я кивнул.

– Ээ… ну… да… в общем-то, – сознался я.

Он кивнул мне в ответ.

– Отлично, – сказал он. – зови ее к нам.

С другой стороны, наверное, нельзя всю жизнь проработать в межостровной торговой небесной компании, руководя погрузкой и разгрузкой барж и судов, видеть корабли со всех островов системы и ни разу не столкнуться с охотниками за облаками.

Я решил, что недооценивал его. Может, мой отец регулярно имел дело с такими людьми, как Каниш и Карла, торговался с ними и спорил из-за количества воды в цистернах и качества риса в трюмах. То, что он нечасто куда-то выезжал, совсем не мешало ему быть человеком широких взглядов. Может, он встречал на своем пути больше людей с большего числа островов, чем те, кто проводят в дороге всю жизнь. Он хорошо владел пятью языками, включая общий диалект, и более-менее мог изъясняться еще на нескольких.

– Пускай приходит, – сказал он. – Поглядим на нее.

И я сказал, что она придет.

Правда, для этого мне сначала предстояло уговорить ее.

В итоге я решил, что главное – порядочность, или, как минимум, видимость таковой. Моей маме, например, было очень важно, чтобы ее считали порядочной. Возможно, для нее это было даже важнее самой порядочности.

Но мать Дженин, с двумя глубокими шрамами на лице и копной черных кудрей, рассыпанных по плечам, и ее ищейка Каниш, который выглядел так, будто ему ничего не стоит прикончить человека, просто попавшего ему под руку, когда он в плохом настроении, и ничего не стоит прикончить человека на потеху, когда он в хорошем, и сама Дженин, у которой были не только шрамы на лице, как и у ее матери, но и замысловатые орнаменты на руках, нарисованные хной, – эти трое были добрейшими и заботливейшими людьми из всех, кого я знал, а ведь по их внешнему виду этого точно нельзя было сказать. Он выглядели, как… как же они выглядели? Можно было сказать, что выглядели они как разбойники, или ренегаты, или беглые преступники. Как же мои порядочные родители отпустят меня поохотиться за облаками с такой командой? Будь они больше похожи на священников или хористов, все могло бы быть куда проще.