Охотники за лавинами - [33]

В отличие от мобилизации, которая, очевидно, проводилась по принципу «брать любого, кто объявится с парой лыж», сама организация операции производила впечатление. Лесная служба сразу же собрала транспорт — как колесный, так и для передвижения по снегу — и распределила спальные мешки, пищу, топливо, освещение и другое имущество для обеспечения лагеря в этом отрезанном углу отдаленного района. Благодаря опыту борьбы с лесными пожарами Лесная служба стала чрезвычайно искусной в такого рода деятельности.

Я развернул большую топографическую карту района Тимпаногос, уже не раз бывшую в работе. На ней было отмечено предполагаемое место аварии — северный цирк. Нам оставалось только исследовать его. Наш базовый лагерь располагался на высоте 1800 м, а если допустить, что разбившийся самолет находился на той же высоте, на которой летел, то это означало 3500 м. Элементарный подсчет говорил, что между нами и самолетом лежало по вертикала 1700 м, преодолеть которые весьма трудно в любых горах.

Я считал, что у нас для этого есть время, и мне пришла в голову мысль, что гора, вероятно, позаботится о том, чтобы обеспечить естественный отбор в команде. Мне даже показалось, что я как раз один из тех, кого гора собирается отвергнуть, и что нужно без промедления назначить заместителя.

Мы были в районе Тимпаногос, защищенном от ветра, и буря шумела далеко над нами. Облака клубились только в среднем и южном цирках, так что мы пребывали в спокойном воздухе под сверкающими лучами солнца. Был один из тех невероятно прекрасных зимних дней, когда снег сверкает как серебро, а все чувства обострены, как у несущихся вниз лыжников.

Первая часть маршрута, которую я наметил вместе с Шейном и Гудро, должна была проходить по гребню хребта, ответвляющегося от главного массива. Это был безопасный путь, что давало мне возможность осмотреть спасательную партию и оценить лавинную опасность. О следующей стадии поисков мы решили подумать по завершении первой. Согласно моему плану, если снег окажется устойчивым, то из точки, где хребет переходит в саму гору, нужно рискнуть траверсировать весь цирк на высоте приблизительно 2700 м. На этой промежуточной высоте с различных удобных точек мы смогли бы разглядеть упавший самолет.

У нас было несколько раций, применяемых парашютистами. Если мы увидим что-то, что невозможно определить на расстоянии, я пошлю группы из двух-трех человек поближе к подозрительному объекту. Таким образом я надеялся управлять своей слишком многолюдной партией. А с другой стороны хребта можно было, если позволит облачность, осмотреть в бинокль средний и южный цирки. Это был разумный план, но он быстро обратился в кошмар.

У одних спасателей был альпинистский опыт, у других нет, но все они были хорошими горнолыжниками. Однако вскоре стало очевидным, что некоторые из них никогда не участвовали в крупных восхождениях. Когда я поднялся на гребень хребта выше границы леса и огляделся вокруг, то увидел, что партия разделилась примерно на три группы. Далеко впереди были Шейн, Гудро и горсточка альпинистов, идущих, словно койоты по свежему следу. За ними следовала самая большая группа, двигавшаяся хорошо; но много медленнее лидеров. Далее по одному и по два брели отставшие. Партия растянулась почти на 2 км, и я мог контролировать ее в такой же степени, как старая овчарка, пасущая стадо техасских быков.

Мне было жаль тех двух парней из ВВС. Спасатели ВВС — это элита парашютистов, крепчайшие из крепких. Эта пара не была исключением. Но, передвигаясь на снегоступах по крутому склону цирка, они были почти беспомощны и оказались даже позади отстающих, что убивало их и физически и морально. Впереди было еще хуже — тридцатиградусные склоны, покрытые уплотненным от ветра и подтаявшим на солнце снегом. На таких склонах трудно удерживаться даже на узких лыжах со стальными кантами. Поэтому спасатели ВВС неизбежно потеряли бы точку опоры и беспомощно скользили вниз по склону, пока не врезались бы в камень или дерево.

 Мне пришла в голову единственная за день блестящая идея. Я послал их на базу с запиской к начальнику лагеря, в которой просил снабдить их лыжами и обучить основам горнолыжного искусства. Парашютисты-спасатели, возможно, не хуже меня знали, что нельзя выучиться ходить на лыжах по горе Тимпаногос за один день, но таким образом их самолюбие было спасено. Отставших лыжников я попросту предоставил судьбе. Они находились не в опасных местах и не должны были попасть в них до наступления темноты.

Я отправился за лидерами, которые прошли уже две трети пути через цирк и выглядели сейчас крошечными фигурками даже в окулярах моего бинокля. Независимо от того, насколько мы привыкли читать топографическую карту, реально представить себе масштабы цирка довольно трудно. Цирк был больше, чем я ожидал, — он был огромен. Куда бы я ни направил бинокль, я видел выходы скал и линии отрыва лавин. Это был хороший признак. Видимо, лавины сошли недавно, во время бурана.

Идти вблизи гребня хребта около недавно сошедшей лавины — едва ли не самое безопасное дело в многоснежном районе. Гора не может снова стрелять, пока вновь не накопит боеприпасы. Конечно, это не так просто. На такой большой, крутой и расчлененной горе, как Тимпаногос, всегда есть карманы и склоны, которые из-за какой-либо причуды в расположении, направлении ветра или еще чего-нибудь не принимают участия в общейбомбардировке. Они подобны снайперам, оставшимся, чтобы прикрыть отступление главных сил, и столь же опасны.