Охотники за каучуком - [182]

— Значит, они будут мертвы?

— Да!

— А ты много положил в рыбу, в перец и в муку?

— Не знаю!

— Но если они умрут, то придут другие белые и убьют нас!

— Не знаю!

— Так заберем все и бежим скорее отсюда!

— Да, да… бежим скорее отсюда!

Шарль явственно слышал эти неутешительные слова, но был не в состоянии ни шевельнуться, ни издать ни малейшего звука, даже не мог моргнуть веками широко раскрытых глаз.

Он видел, как негодяи поспешно складывали в свои панаку их имущество, припасы, заряды, даже гамаки и, не теряя ни минуты, улепетывали среди ночи со всей этой добычей.

Зная теперь, что и он, и его товарищи отравлены страшным индейским ядом, несчастный переживал тысячи мучений при мысли, каковы будут последствия этого отравления.

— Как велика была доза яда, примешанная к нашей пище? Такова ли, чтобы стать только сонным снадобьем или же смертельной отравой? Вечный ли это сон одолевает меня, — думал он, — или только временный? Проснусь ли я завтра, чтобы стать свидетелем этого разгрома, почти столь же ужасного здесь, в этих местах, как и сама смерть?

ГЛАВА XIII

Продолжительный сон. — Тревоги и опасения Винкельмана. — Обезумевшие. — Бред. — Тайна объясняется. — Отравление. — Лекарство против ассаку. — Соль. — Что делать? — Пальма парипу. — Ресурсы Винкельмана. — Соль парипу. — Что содержится в золе. — Спасенье. — Сон, восстанавливающий силы. — Неприятное пробуждение. — Туземная музыка. — Индейцы. — Туксау и пажет. — Обманутая алчность. — Тщетные надежды. — Берцовые кости охотников за каучуком могут стать музыкальными инструментами.

Солнце совершило уже более половины своего дневного пути, когда Винкельман, разбитый, с тяжелой головой, с затуманенным взглядом, наконец проснулся.

Страшно удивленный тем, что он мог проспать так долго, он огляделся, и глазам его предстала такая картина: Шарль полулежал, полусидел на корточках у дерева, Маркиз лежал на земле подле Хозе, листья и ветви валялись на земле. Невольное проклятье вырвалось у него из уст — исчезли индейцы.

— Сотни тысяч чертей! .. Что это значит? Что со мною? .. Я едва сам себя слышу… слова не срываются с языка, я как будто совсем осип!

Он встает с большим трудом, пытается сделать несколько шагов и грузно падает на землю.

— Хм, у меня и ноги-то каменные, да и мысли как-то путаются; я чувствую, что слаб, как малый ребенок… Что бы это значило? А остальные все спят как убитые! Да что бы это значило? Индейцы бежали, и все наше имущество исчезло! Нечего сказать, хороши мы теперь!

Не в состоянии удержаться на ногах, он на четвереньках подобрался к Шарлю, неподвижно лежащему и бледному, как мертвец.

Страшное беспокойство и тревога овладели им при виде этой ужасной бледности. Он касается руки молодого человека и с ужасом замечает, что рука чуть теплая, почти холодная. Он громко вскрикивает в порыве отчаяния:

— Боже мой! .. Он умирает! Но нет, это невозможно! Господин Шарль! Господин Шарль, проснитесь! Скажите мне хоть слово! .. Хоть одно только слово! ..

Ответа нет.

Невероятное волнение протрезвляет эльзасца, сознание его становится ясным. Его сильная натура преодолевает оцепенение, в котором он до сих пор находился, его железная воля совершает чудо. Он подымается на ноги и бегом кидается к Маркизу и Хозе.

— Господин Маркиз! .. Хозе! ..

И эти оба так же бледны и так же неподвижны; мулат — тот совершенно пепельного цвета.

Страшная догадка приходит ему на ум.

— Неужели они отравлены? .. Неужели я один останусь жив после такого ужасного несчастья! — восклицает Винкельман голосом, звучащим как гром небесный.

— Господин Маркиз! .. Хозе! ..

И он изо всей силы трясет мулата, который как будто приходит в себя, раскрывает глаза, садится, окидывает безумным взглядом эльзасца и вдруг разражается диким хохотом, нервным, неестественным смехом сумасшедшего.

— Ну, наконец-то! .. Этот жив! А остальные?

Винкельман снова возвращается к Шарлю, хватает его в свои объятия, подымает, как ребенка, и несет на подстилку из листьев. Затем, не зная, что ему делать, обнажает его грудь и принимается растирать руки.

Вскоре он замечает с невыразимой радостью, что тело Шарля мало-помалу розовеет благодаря возобновившемуся кровообращению. Конечности начинают согреваться, дыхание восстанавливается, и вдруг все его тело конвульсивно вздрагивает с ног до головы.

Подобно Хозе, он наполовину приподымается, затем садится как-то бессознательно и вдруг заходится громким, резким хохотом.

— Да они обезумели! — прошептал бедняга в полном отчаянии. — Они даже не узнают меня, они смеются, как люди, потерявшие голову!? Шарль, добрый господин мой, придите в себя! Скажите хоть слово! — молил Винкельман.

Но в ответ слышит еще более безумный смех.

Эльзасец оглядывается и видит мулата, который, присев на корточках над Маркизом, проделывает с ним что-то странное.

Маркиз также раскрыл глаза и бессмысленно смотрит на крупных черных муравьев, ползущих у него по ногам, а Хозе с самым серьезным видом ловит этих муравьев двумя пальцами и с наслаждением ест их.

— Они лишились рассудка, — горестно воскликнул эльзасец. — Но что с ними произошло? Чего они поели? А-а, теперь я понимаю… Это вчерашний ужин. Эти негодяи индейцы отравили нашу пищу! Да, да… вот почему все наши продукты имели такой отвратительный вкус! Но почему же я один в своем уме? Вероятно, потому, что у меня лошадиная натура… Яд почти не подействовал на меня. Теперь мы остались одни, без оружия, без аптечки, без съестных припасов, затерянные в этом бесконечном лесу. Что же нам делать?! Господи, что нам делать?!