Охотники за долларами - [5]

Ну что, разве не удачен был выбор ученого археолога и президента университета для беседы с герцогом?

И если бы герцог в результате посещения Америки (ибо доктор Вумер, который знал все, понимал, зачем герцог прибыл в Америку) почувствовал склонность, ну, скажем, сделать вклад для поощрения изучения первобытной антропологии, разве это не было бы прекрасно? И если бы. герцог пожелал внести в фонд Плутория-университета скромную сумму, достаточную хотя бы для того, чтобы президент мог уволить старого профессора и пригласить нового, то и это было бы достаточным основанием

Поэтому президент с живостью ответил согласием на приглашение мистера Файша и сейчас же стал просматривать списки своих менее компетентных профессоров… для освежения памяти.

Герцог ДюЛьгеймский пять дней назад высадился в Нью-Йорке и тотчас же стал усиленно искать глазами поля турнепса, но нигде не нашел их. Он направился затем на Пятое авеню с намерением напасть на след картофеля, но там его не было. Не разыскал он также ни короткорогих быков в Центральном парке, ни длиннорогих быков на Бродвее. Ибо герцог наш, подобно всем герцогам был завзятым агрономом — от норфолкского жакета до подбитых гвоздями сапог.

В ресторане он разрезал картофелину на две части и одну из них послал метрдотелю, чтобы узнать, бермудский ли это картофель. По всей видимости, картофель был ранний бермудский, но герцог боялся, что это, судя по его окраске, лишь поздний тринидадский. Метрдотель направил картофелину главному повару, по ошибке приняв вопрос герцога за жалобу, а главный повар вернул ее герцогу с сообщением, что картофель не бермудский, а с острова Принца Эдуарда. И герцог выразил свою признательность главному повару, а последний — герцогу. Герцог был так обрадован полученными сведениями, что завернул картофелину в бумагу и взял ее с собой, а метрдотеля одарил двадцатью пятью центами, чувствуя, что в экстравагантной стране нужно и поступать соответствующим образом. Затем герцог в продолжение пяти дней носил с собой картофелину по Нью-Йорку и показывал ее всем. Но, за исключением этого случая, он не нашел в городе ни малейших следов сельского хозяйства. Никто из приглашавших его к себе не знал, как оказалось, чем откармливают вола, мясо которого подавали на стол; никто из лиц, принадлежащих, по-видимому, к лучшему нью-йоркскому обществу, не мог ничего сказать ему о способах выращивания свиней для убоя. Общество лакомилось цветной капустой, не различая датский и ольденбургский сорта ее, и почти никто не мог распознать силезской грудинки. А когда герцога повезли за город, примерно километров за двадцать пять от него, в то место, которое называли «деревней», то и здесь не оказалось турнепса, а были только строения, железнодорожные насыпи и рекламные плакаты. Так герцог провел четыре тоскливых дня. Сельское хозяйство угнетало его, но еще больше, конечно, угнетал его денежный вопрос, который и привел его. в Америку.

Деньги — вещь утомительная, особенно для тех, кого воспитание не подготовило к тому, чтобы делать их. Если человек притащился в Америку в надежде занять там денег и не знает, как подойти к решению этой задачи, то естественно, что им овладевает тоска и озабоченность. Будь здесь обширные поля турнепса и стада голштинского скота, то во время разговора между двумя скотоводами-джентльменами можно было бы изловчиться и ухватить заем, но в Нью-Йорке, среди каменных громад, под шум и грохот движущихся грузовиков, в часы роскошных приемов в богатых дворцах, не так-то легко было сделать это.

Вот чем объяснялся визит герцога Дюльгеймского и ошибка мистера Лукулла Файша. Мистер Файш думал, что герцог прибыл для того, чтобы дать деньги в долг, а между тем он приехал с целью занять их. Герцог рассчитывал получить под вторую закладную на свой Дюльгеймский замок двадцать тысяч фунтов стерлингов; затем он имел в виду продать право на шотландскую охоту, сдать в аренду ирландские пастбища, заложить валлийскую угольную ренту и сколотить, таким образом, сто тысяч фунтов стерлингов. Для герцога это была громадная сумма. Если бы он раздобыл ее, то смог бы выкупить первую закладную на Дюльгеймский замок, развязаться с нынешним арендатором шотландской охоты, погасить закладную на ирландские пастбища и т. д. Таков был заколдованный финансовый круг, в котором постоянно вращался герцог.

Другими словами, герцог был действительно бедным человеком — бедным, конечно, не в американском смысле, так как в Америке бедность появляется неожиданно, как грозовое облако, появляется только потому, что человек не может достать в критическую минуту четверти миллиона долларов, — и затем так же быстро исчезает; нет, герцог очутился в тисках того безнадежного мучительного разорения, которое хорошо известно одной лишь английской аристократии. Герцог был настолько беден, что герцогине приходилось в целях экономии ежегодно проводить три-четыре месяца в фешенебельном отеле на Ривьере; старший сын его, маркиз Бильдудльский, большую часть года охотился в Уганде, причем его свита состояла всего из двадцати — двадцати пяти загонщиков и такого ничтожного числа носильщиков, курьеров, погонщиков слонов и боев, что дело пахло общественным скандалом. Герцог был так беден, что младший сын его, просто для поддержания общих тенденций к экономии, вынужден был коротать свои дни в карабкании по Гималаям, а младшей дочери приходилось подолгу гостить у одной из мелких германских кронпринцесс. И в то время как герцогская семья ради сбережения денег карабкалась по горам, охотилась на гиен и т. д., Дюльгеймский замок и городской дом герцога были фактически закрыты для всех членов семьи. Но герцог твердо надеялся, что подобного рода суровая экономия, если она продержится в течение одного или двух поколений, совершит чудеса, и эта вера поддерживала его; герцогиня тоже верила в это, как и вообще вся герцогская семья, которая поэтому легко переносила свою горькую участь. Одно только мучило герцога: как достать в долг деньги, без чего абсолютно нельзя было обойтись? Герцог ненавидел это занятие. Его предки часто брали деньги, но никогда не занимали их, и герцог начинал злиться, когда наступала необходимость добывать деньги. Самый процесс одалживания был ему неприятен: сидеть с человеком часто почти с джентльменом, вести с ним приятную беседу, а затем пристать к нему и взять у него деньги. Просто низко! Ударить человека прикладом по голове и отобрать у него деньги — это было понятно герцогу, но одолжить… Вот почему герцог прибыл в Америку, где, как известно всему миру, легко достать деньги в долг. И действительно, многие друзья герцога добывали деньги в Америке с волшебной легкостью, закладывая свои имения, картины или дочерей.