Охотники и чудовища - [42]

— Мне кажется или ты ревнуешь?

— И в мыслях не было! — Я даже фыркнула, беря пример с вейра.

«Зеркало дать? — послышался снизу все еще недовольный голос. — Если это не ревность, тогда я ничего не понимаю в женщинах».

— А ты и так в них ничего не понимаешь, — невольно вырвалось у меня. — Не зря же ты со…

— Что ты сказала? — Хальдаг расстегнул плащ, открывая моим глазам темный камзол, чуть тронутый серебряным шитьем, и кусочек белоснежной рубашки, перехваченной у горла светлым атласным шарфом — прадедушкой галстука.

— Я говорю, что вы совсем не разбираетесь в женщинах, ваше всемогущество, раз решили, что я ревную.

— Говоря о Марлен и Паулине, ты покраснела, у тебя заблестели глаза и даже руки сжались в кулаки.

Я тут же сунула эти самые кулаки в муфту, мысленно ругая и его, и себя.

Вот что за вредная привычка все подмечать?

— Как уже сказала, лучше бы взяли с собой ваших любимиц, — буркнула я, отворачиваясь к окну.

— Но мне захотелось взять тебя, Филиппа. На прогулку. А с Паулиной после ее вчерашней выходки я вообще не желаю иметь ничего общего. Ни моей женой, ни моей асави она не станет.

Ну надо же.

— А Марлен какую роль прочите?

И кто меня за язык дергает!

— Еще не решил.

— Что, леди ле Фэй недостаточно хорошо вас подпитала?

«Еще немного, и ты, краса моя, позеленеешь от зависти к Марлечке».

Я тут же посильнее сжала губы, чтобы ни один лишний звук больше не прорвался наружу.

Де Горт откинулся на спинку сиденья, скользнул по мне задумчивым взглядом, раз, другой, и только потом произнес:

— Леди ле Фэй меня не подпитывала.

Я ему не поверила, но продолжать допытываться не стала. Кто я ему, в самом деле, жена? Не жена. А качаю права, как самая настоящая жена.

В общем, закругляйся, Лиза, и лучше осторожно расспроси, куда это он два дня назад летал на Гертруде.

Я уже собиралась начать расспрашивать, куда и зачем его шерты с курочкой носили, когда карета резко притормозила.

— Приехали, — возвестил де Горт. — Надеюсь, тебе понравится в «Шелее». Здесь хорошо готовят и даже в праздники посетителей немного.

Вскоре стало ясно, отчего здесь даже в праздники немного посетителей. Я уже более-менее ориентировалась в местных расценках, и цены, аккуратно выведенные чернилами под изображениями блюд, заставили волосы у меня на голове зашевелиться.

Такое ощущение, будто мы завтракаем в ювелирном. Тостами из слитков золота с бриллиантовой прослойкой.

— Определилась?

— Лучше выберите за меня, — сказала я, потому что ни одно из предлагаемых в «Шелее» блюд не было мне знакомо.

Пока Стальной делал заказ, я оглядывалась по сторонам. Всего шесть столиков и только три заняты. За первым и вторым явно влюбленные парочки, за третьим… мы. Просто мы с Мэдоком и собака.

Почувствовав на себе взгляд хальдага, заодно ощутила, что температура в ресторане начинает повышаться.

— Красивый кулон. Твой?

— У Одель одолжила.

— Если тебе не хватает украшений…

— У меня все есть, — перебила я и замерла, закусив губу.

Пауза. Смотрим друг на друга и будто хотим что-то друг другу сказать. Я не знаю, как начать расспрашивать про Царс, а чего он от меня хочет, зачем сегодня вытащил в город — этого я тоже, увы, не знаю, а Мэдок мне вряд ли расскажет.

— У тебя очень красивые глаза, Филиппа, — наконец произносит он, и от хриплых ноток в его голосе у меня мурашки бегут по коже. Раскаленные. — Иногда мне кажется, что, если в них долго смотреться, можно пропасть.

— Пропадать точно не стоит. Вам еще сражаться за корону, — пытаюсь свести все к шутке, чтобы преодолеть этот неловкий момент.

А саму так и подмывает спросить: что за игру он затеял? С чего вдруг все это внимание, комплименты, выгуливание меня с вейром.

Но озвучить вопрос я не решаюсь, к тому же возвращается официант с бутылкой вина.

— Сейчас же полдень, — покосившись на тикающие над камином часы, замечаю я.

— А мы по бокальчику, — заявляет этот искуситель и кивает официанту.

Тут же появляется другой с закусками, и у меня начинают течь слюнки. Голод возвращается, все остальное отходит на второй план. Даже непоследовательный наш, который то рычит на меня и грозится сделать своей асави, то чуть ли не пылинки с меня сдувает.

— Ну как, вкусно? — спрашивает Мэдок, когда мы приступаем к завтраку-обеду.

— Безумно. — Я чуть ли не урчу от удовольствия, снова и снова коршуном набрасываясь на еду.

Я ведь обещала Илсе за столом вести себя как птичка, вот и веду.

Вкусная едва, отличное вино и сексуальный мужчина напротив делают свое черное дело — я теряю бдительность и позволяю себе увлечься: завтракообедом, вином, а главное, Мэдоком. Мне нравится с ним общаться, нравится вслушиваться в его теплый, бархатный голос, нравится ловить его улыбку, от которой раскаленные мурашки на теле начинают что-то вытанцовывать.

Мне хорошо. Так, как не было хорошо долгое время. И хочется надеяться, что эта идиллия продлится хотя бы до десерта.

Но Морс, как назло, все портит своим вопросом:

«И куда в тебя столько лезет, цыпа? Филиппа, краса моя, ты, часом, не беременна?»

От предположения вейра я закашлялась и поспешила сделать большой глоток из бокала.

— Все в порядке? — забеспокоился де Горт.