Охотники и чудовища - [38]

Громко стуча зубами и умирая от холода и страха, помчалась вглубь сада. Почему-то хотелось унести эту дрянь как можно дальше. Дальше от дома. Дальше… от де Горта.

Рухнув на колени возле старого дерева, раскинувшего высоко в небе свои кривые ветви, я стала рыть немеющими от холода пальцами снег, а потом землю. Дрожа как осиновый лист, а еще ругая дурочку Филиппу за то, что спуталась с этим мутным типом.

Заказ он, видите ли, выполняет… И откуда только у Мэдока столько недоброжелателей?

Вырыв довольно глубокую ямку, бросила в нее злосчастное украшение, которое даже толком не рассмотрела, и стала быстро его хоронить под комьями земли. Придавила, разровняла, даже на всякий случай по ней потопталась. После чего присыпала все это дело снегом, вернув основанию дерева его первозданный вид, и, уже не чувствуя собственного тела, понеслась обратно в дом.

Лишь один раз притормозила, услышав, как где-то поблизости хрустнула ветка. Но, наверное, это уже нервное — в следующее мгновение с разлапистого дерева вспорхнула ночная птица. Единственная, кроме меня, нарушившая тишину зимнего сада.

Дальше уже бежала, не останавливаясь, до самого дома. И только оказавшись в спальне и забравшись под одеяло, сжалась в комок и позволила себе выдохнуть.

Не знаю, что мне за это будет от жеребчика, но становиться причиной безумия Мэдока я не собираюсь.

Хватит и того, что сама могу в любой момент обезуметь.

ГЛАВА 7

Он ждал его появления. Нет, уверенности в том, что «святому» отцу хватит наглости пробраться к нему в дом, у Мэдока не было. Скорее, заговорщик подстерег бы Филиппу где-нибудь в королевском дворце или попытался связаться с помощью какого-нибудь хитрого артефакта. Но смутное предчувствие подсказывало, нашептывало хальдагу, что, если оставить «дверь» приоткрытой — снять с дома охранные чары, любовник наины рано или поздно себя проявит.

По крайней мере, Мэдок на его месте поступил бы именно так, не выдержав долгой разлуки с Филиппой.

Хальдаг разозлился на себя за эту мысль и с силой сжал пальцы на подлокотниках кресла, борясь с желанием сорваться с места, чтобы броситься к ней тотчас же и растерзать ублюдка-мага.

Тот появился глубокой ночью. Проник в комнату наины под покровом тьмы. Знал, шертово отродье, куда идти. Почувствовал ее? Невозможно! На Филиппе не было никаких других меток, кроме тех, что поставил ей Мэдок. Значит, выяснил заранее. Подкупил кого-нибудь из слуг? Вполне вероятно.

Герцог мысленно выругался и сделал себе пометку в памяти — проверить всех.

Он не видел, что происходит за закрытыми дверями ее комнаты, но слышал каждое слово заговорщиков. Раньше ему и в голову не пришло бы подслушивать с помощью заранее оставленного в спальне наины артефакта. Но раньше ни одна из его наин не участвовала в заговоре против своего жениха и господина, а значит, никаких угрызений совести по этому поводу его всемогущество точно не должен был испытывать.

Он не видел, но прекрасно понимал, что там происходит, а разошедшееся воображение этому только способствовало. Стоило представить, как шертов священник касается Филиппы, и кровь в жилах словно становилась огнем, а желание убить прямо сейчас, выпотрошить, как дикого кабана, затмевало здравый смысл.

Стонать под ним?

Скорее, эта тварь, Себалд, сам скоро начнет стонать! От боли, которую прежде никогда не испытывал.

Но приходилось сдерживать эмоции и порывы. Убрать пешку он всегда успеет, а вот выяснить, кто и что против него замышляет, нужно как можно скорее. От этого зависело его будущее и, возможно, даже жизнь.

Хальдаг разжал пальцы, не заметив, во что его стараниями превратились подлокотники кресла. Откинулся на высокую спинку, прикрыл глаза, продолжая вслушиваться, пропускать через себя каждое оброненное заговорщиками слово. Впитывать приглушенный шепот наины, чувствовать, что его начинает тошнить от хриплого голоса незнакомца.

Оружие против де Горта…

Вот, значит, что они задумали. Собрались свести его с ума на арене, на глазах у сотни зрителей. От такого он уже точно никогда не отмоется, не говоря уже о том, чтобы стать королем.

Никому не нужен сумасшедший правитель. Как и хальдаг — обезумевший убийца своих же. При таком раскладе его будет ждать один-единственный исход — позор и казнь. Его — наследника древнего могущественного рода. Мэдок не мог допустить, чтобы из-за происков врагов де Горты перестали существовать.

Герцог мрачно усмехнулся. Рейкерду такой финал точно понравится. Вполне возможно, именно он и стоит у истоков заговора.

Чем дольше его всемогущество прислушивался к разговору, тем сильнее разгоралась тлевшая в нем до сих пор ярость, к которой теперь, как ни странно, примешивалось и недоумение. Филиппа не походила на слепо влюбленную дурочку. Наоборот, присутствие в спальне любовника ее тяготило. Тогда почему же согласилась участвовать в заговоре? Испугалась? Вряд ли. Кем-кем, а напуганной девчонкой она не казалась. Леди со стальным стержнем — вот кем была дочь графа Адельвейна. Значит, все дело в мести… Заговорщики сделали все возможное, чтобы Филиппа возжелала отомстить за смерть родителей. И пусть Натана казнили по приказу его величества, кинжал в сердце нэймессы всадил он, де Горт.