Охотник за приданым - [16]

— Мы с радостью придем, правда, Прунелла? — как всегда, первой откликнулась Нанетт.

— Я не уверена, что мы сможем принять ваше приглашение, — холодно произнесла Прунелла.

— Ну конечно, сможем! — настаивала Нанетт. — Ты прекрасно знаешь, что у нас нет других планов, и прошла тысяча лет с тех пор, как я последний раз была в гостях

в Холле. Это просто замечательно, что дом снова обрел хозяина.

И Нанетт подарила графу кокетливый взгляд, который, как она усвоила в Лондоне, прекрасно действовал на мужчин среднего возраста.

— Что ж, с нетерпением буду ждать возможности доставить вам удовольствие, мисс Нанетт, — сказал граф. — Но я думаю, что, поскольку наши семьи знакомы очень давно и, если я не ошибаюсь, мы с вами были представлены друг другу, когда вы лежали в колыбели, разрешите мне называть вас «Нанетт».

— Конечно! — радостно согласилась Нанетт. — И я хочу вам сказать, что вы гораздо симпатичнее, чем я ожидала.

— Благодарю вас, — улыбнулся граф. Будучи не в состоянии больше выносить

этот обмен любезностями, Прунелла пришпорила лошадь.

Воспользовавшись тем, что они остались наедине, Нанетт повернулась к графу и тихо сказала:

—Мне нужно поговорить с вами.

— О моем племяннике? — сразу же догадался граф.

— Да, — ответила Нанетт, — но откуда вы знаете?

Прежде чем он успел ответить, она добавила:

— Я думаю, Прунелла все рассказала вам за моей спиной и настроила вас против Паско. Это подло!

— Прежде чем совершенно напрасно обижаться на сестру, позвольте мне сказать, что я всегда полагаюсь на свое собственное суждение о людях.

— Я уверена, Паско вам понравится. Нанетт улыбнулась графу, и он подумал, что Прунелла была совершенно права, когда рассказывала о красоте сестры.

Кудрявые рыжеватые волосы, голубые глаза, белоснежная кожа и нежный румянец — классический тип молодой англичанки, воплощенная мечта любого мужчины, стосковавшегося по Родине. Ее костюм для верховой езды цвета молодой листвы и шляпа с высокой тульей, обрамленная газовой вуалью, довершали пленительную картину.

Так как Нанетт не хотела, чтобы сестра догадалась о ее разговоре с графом о Паско, она поскакала догонять Прунеллу. Граф же повернул назад и поехал через парк в направлении замка.

— Как весело будет обедать с ним! — сказала Нанетт, поравнявшись с Прунеллой. — И я совсем не понимаю, почему ты так недовольна этим.

— Потому что граф будет тратить на этот обед деньги, которых у него нет.

— О Господи, Прунелла, не будь такой занудой! — воскликнула Нанетт. — Ты не можешь простить ему даже небольшое развлечение, а ведь он так долго не был дома! В любом случае, я хочу его увидеть и поговорить с ним. — О его племяннике?

— Почему бы и нет? — В голосе Нанетт слышался вызов. — Если граф так же ограничен в средствах, как Паско, он, может быть, будет нам еще больше благодарен.

— Ты не должна говорить такие вещи, — быстро сказала Прунелла.

— Почему? — удивилась Нанетт. — Граф должен на коленях тебя благодарить за все, что ты сделала для поместья Уинслоу. Я бы хотела, чтобы Паско был мне благодарен за что-нибудь. Если бы это зависело только от меня, он мог бы истратить все мои деньги до последнего пенса, а я бы только радовалась, глядя на это!

— Нанетт, ты не должна говорить такие вещи! — сердито повторила Прунелла. — Любой мужчина, у которого есть чувство собственного достоинства, не позволит себе жить на средства жены.

— Папа никогда не жаловался на то, что мама была богата, — возразила Нанетт, руководствуясь своей собственной логикой.

— Папа имел достаточно своих собственных денег, — ответила Прунелла.

— Но не столько, чтобы ты тратила на усадьбу Уинслоу, сколько тебе хочется, — уколола сестру Нанетта. — Надеюсь, ты сказала графу, что купила новую плиту для его кухни и перекрасила большой зал после наводнения?

— Я предпочла не говорить об этом.

— Ну и прекрасно, если тебе нравится тратить свои деньги, не получая от них никакого удовольствия, никто тебе в этом не мешает, — заметила Нанетт. — Но я должна сказать тебе одну вещь, Прунелла, что, если ты собираешься пойти на обед к графу, тебе нужно надеть что-нибудь нарядное.

— Мои платья меня вполне устраивают, — возразила старшая сестра.

Нанетт рассмеялась.

— Ты, наверно, сумасшедшая! С самого возвращения из Лондона я не перестаю удивляться, насколько ты старомодно одета и, несовременно выглядишь, но мне не хотелось ничего тебе говорить, чтобы не обидеть тебя. Слова сестры поразили Прунеллу, и хотя ей очень хотелось возразить, в глубине души она знала, что Нанетт совершенно права. На самом деле со времени болезни отца девушка совсем перестала обращать внимание на то, как она выглядит, а после его смерти купила себе несколько черных платьев в ближайшем городке, а через полгода на вторую половину траура добавила к ним два серых платья и одно лиловое. Прунелла понимала, что, хотя ее приобретения и были лучшим из того, что можно было найти в их графстве, они не выдерживали никакого сравнения с обширным и нарядным гардеробом, который Нанетт привезла из Лондона. К тому же Прунелла заметила, как изменился фасон и покрой одежды. Простые, прямые платья в древнегреческом стиле, которые в начале века ввела в моду жена Наполеона Жозефина, уступили место более изощренным нарядам. Теперь юбки платьев расширялись книзу, линия талии осталась высокой, а лиф и юбка обильно украшались кружевами, вышивкой, рюшами или бахромой. Наряды Нанетт были женственными, элегантными и самыми красивыми из всех, которые Прунелла когда-либо видела. Кроме того, вечером женщины носили шляпки без полей, декорированные перьями и драгоценными камнями, а их дневные наряды украшались золотыми галунами, пуговицами и даже эполетами, пока не начинали блестеть так ослепительно, как драгунские мундиры на параде.