Охотник - [2]

Спустя еще три часа в сопровождении (под конвоем?) старлея с прапорщиком Гурон поднялся на борт транспортного ИЛа. Опережая борт, в Москву ушла шифровка.

Все время полета он проспал. Сели в Кубинке. Первое, что увидел Гурон, выбравшись из чрева транспортника – серая "Волга" с тонированными стеклами на краю летного поля.

В "Волге" сидели трое… невзирая на жару, все трое были в костюмах и галстуках.

– Ну, что скажешь, Валерий Виталич? – произнес мужчина, сидящий на переднем сиденье. – Это он?

Тот, к кому был обращен вопрос, сидел сзади, неотрывно смотрел на Гурона, молчал… молчание затягивалось. Водитель удивленно посмотрел на Валерия Витальевича через зеркало заднего обзора: негоже молчать подполковнику, когда вопрос задает генерал.

А подполковник все смотрел и смотрел на загорелого бородатого мужчину… смотрел и молчал. Потом вдруг резко распахнул дверь, выскочил из машины и побежал к самолету по горячему бетону аэродрома.

– Вот блин немазаный! – в сердцах сказал генерал-майор Семенов. Водитель крякнул.

Подполковник Кислицын остановился в трех шагах от Гурона… несколько секунд они смотрели друг другу в лицо, в глаза. Потом одновременно двинулись навстречу, обнялись.

Двое сопровождающих за спиной Гурона переглянулись.

– Ну здравствуй, Гурон, – сказал подполковник Кислицын. И тихо добавил: – А ведь мы тебя похоронили.

Часть первая БЕЛЫЙ МОЛОТ

Глава первая МОСКВА ЗЛАТОГЛАВАЯ

Его поселили на подмосковном объекте, "загримированном" под дачу. Там был неслабый забор с колючкой и сигнализацией, обслуга из крепких немногословных ребят и собачки… собачек он ненавидел. Конечно, эти овчарки не были похожи на доберманов, которые бегали за запреткой Острова. Но непохожи только внешне, суть у тварей была та же – рвать на куски чужих. Для овчарок Гурон был чужой.

Конечно, положение Гурона на подмосковной "даче" сильно отличалось от положения пожизненного заключенного на Острове. К нему обращались по имени-отчеству – Жан Петрович. Или по званию – товарищ капитан. Он прошел полное медицинское обследование и психологическое тестирование. Он сбрил бороду, ходил в штатском, спал на нормальной кровати и ел вполне приличную пищу, смотрел телевизор. Он был дома!

…Но положение его продолжало оставаться неопределенным. Формально ему никто не запрещал выход с территории "дачи", но он отлично понимал, что это невозможно. По крайней мере, до тех пор, пока не будет проведена хотя бы предварительная проверка. Ему никто не запрещал пользоваться телефоном, но он и сам не пытался сделать этого.

Он только спросил про маму, и ему сказали правду… он спросил: когда? – В апреле прошлого года.

Вечером он напился. Подошел к "садовнику": нет ли водки, Саша? Тот пожал плечами, но через полчаса принес бутылку "Столичной". Гурон ушел к себе и напился в одиночестве. Аппаратура, обслуживающая его комнату, зафиксировала, как он скрипел зубами во сне и ругался на трех языках.

Сначала он написал многостраничный отчет про два последних года своей жизни – начиная с того дня, когда напоролись на засаду "Золотых львов", и заканчивая переходом границы в Подзерках. В отчете фигурировали десятки имен, дат, географических названий, случайных и неслучайных фактов.

А после этого началась проверка. Каждый день с ним работал офицер. Иногда – двое. Оба умели профессионально ставить вопросы и слушать ответы. Оба обладали хорошей реакцией и интуицией. Один из них очень хорошо знал регион, и Гурон понял, что он, видимо, работал раньше в добывании. Вероятно, побывал в провале. А если добывающий офицер проваливался, то его мигом отправляли в Союз… если успевали выхватить из-под рук полковника Хороте. А если не успевали, то – подвалы контрразведки, а потом – лагерь Тропик-Айленд, знаменитый Остров. А оттуда не выбирался никто… почти никто. Гурон был вторым за полувековую историю Острова, кому это удалось. А может быть, первым – рассказы о побеге какого-то малайца, которые гуляли по Острову, сильно смахивали на легенд у. Впрочем, и его, Гурона, побег тоже был похож на сюжет из голливудского боевика.

С ним работали плотно, профессионально, уважительно и тактично… Правда, каждый вопрос задавали по несколько раз. Уточняли, переспрашивали, "случайно" путали какие-то незначительные детали, отслеживали его невербальные реакции.

Привезли детектор, дважды прокрутили на детекторе.

Он не обижался, он понимал, что и сам бы проверял и перепроверял слова офицера, которого почти два года считали погибшим, а он выжил, совершил побег из лагеря, из которого нельзя убежать, и вернулся, пройдя нелегально половину Африки и всю Европу. Формальное объяснение этому почти невероятному побегу и рейду по тылам было: его специально натаскивали на выживание… но не снимало некоторых вопросов. Как говорил бывший оперативник СМЕРШ, который учил молодого Гурона оперативной стрельбе: ежели в войну наш офицер попадал к немцам, а потом бежал, то автоматически считался завербованным. И был счастлив, если отправлялся в штрафбат.

С ним работали тактично… проводили формальные опросы и неформальные "беседы". Иногда даже выпивали. Но всегда, в самой неформальной беседе за выпивкой, вскользь, "случайно", мимоходом, снова и снова задавались вопросы, вопросы, вопросы…