Охота за слоновой костью - [12]

Несмотря на эти заверения, Дэниэл чувствовал, что Чэнгун испытывает облегчение. Лицо у него было по-прежнему приветливое, манеры дружелюбные, но Дэниэл начинал осознавать существование под маской вежливости глубоких слоев и оттенков.

Когда они направились к складу слоновой кости, посол шел между ними, продолжая небрежный разговор, а потом отошел в сторону и стал смотреть, как лесничие и команда грузчиков снимают добытые бивни с грузовиков, припаркованных у входа в склад. К этому времени здесь же оказался Джок со своей камерой; он со всех точек снимал происходящее.

Каждый бивень, еще покрытый свернувшейся кровью, тщательно взвешивали на старомодной весовой платформе, стоявшей у входа в склад. Джонни Нзу сидел за раскладным столиком и записывал вес каждого бивня в толстую бухгалтерскую книгу в кожаном переплете.

Потом он присваивал каждому бивню регистрационный номер, и один из лесничих стальным инструментом ставил на бивень штамп.

Зарегистрированный и проштампованный бивень становился легальной слоновой костью и мог быть продан и вывезен из страны.

Чэнгун с живым интересом наблюдал за этой процедурой. Одна пара бивней, хотя и не самых тяжелых и массивных, была исключительно красива. Стволы изящных пропорций, тонкого зерна, изящно изогнутые — и такие одинаковые, что казались зеркальным отражением друг друга.

Когда их взвешивали, Чэнгун подошел поближе и присел. Чувственной рукой любовника он погладил бивни.

— Само совершенство, — произнес он. — Природное произведение искусства.

Он замолчал, заметив, что Дэниэл наблюдает за ним.

Дэниэл при виде такой неприкрытой алчности испытал неотчетливое отвращение и не сумел скрыть этого.

Чэнгун встал и невозмутимо объяснил:

— Меня всегда зачаровывала слоновая кость. Вероятно, вы знаете, что китайцы считают ее очень благотворным веществом. Мало найдется китайских домов, где бы не было изделий из слоновой кости. Считается, что они приносят хозяину удачу. Однако интерес моей семьи к слоновой кости гораздо серьезнее обычного суеверия. Мой отец начинал работать резчиком по слоновой кости, и так велико было его мастерство, что к моменту моего рождения он владел магазинами в Тайпее и Бангкоке, в Токио и Гонконге. Все эти магазины специализировались на торговле слоновой костью. Мальчиком я работал помощником резчика в магазине в Тайпее и научился любить и понимать кость, как отец. У него одна из самых ценных коллекций…

Он замолчал.

— Прошу прощения. Иногда я поддаюсь страсти, и она уносит меня, но эта пара бивней особенно прекрасна. Трудно найти такие похожие бивни. Отец пришел бы в восторг.

Чэнгун с тоской смотрел, как бивни уносят на склад и кладут рядом с сотнями других.

— Любопытный тип, — заметил Дэниэл, когда последний бивень был проштампован и унесен и они с Джонни поднимались по холму в бунгало обедать. — Но как сыну резчика удалось стать послом?

Джонни усмехнулся.

— Отец Ниня Чэнгуна, возможно, скромного происхождения, но в низах не задержался. Кажется, он все еще владеет торговлей слоновой костью и большой коллекцией, но сейчас это всего лишь хобби. Он считается одним из богатейших, если не самым богатым человеком на Тайване, то есть, как ты можешь себе представить, очень-очень богат. Как я слышал, он влез во все самые «вкусные» предприятия вдоль всего побережья Тихого океана, да и здесь, в Африке. У него много сыновей; Чэнгун самый младший из них и, говорят, самый умный. Мне он нравится. А тебе?

— Да, вроде бы приятный, но в нем есть что-то странное. Заметил, какое у него было лицо, когда он смотрел на бивни? Оно было… — Дэниэл поискал подходящее слово… — неестественным.

— Ох уж эти писатели. — Джонни печально покачал головой. — Если нет никакой сенсации, выдумываете ее.

И они рассмеялись.

* * *

Нинь Чэнгун с двумя черными лесничими стоял у подножия холма и смотрел, как Дэниэл и Джонни исчезают за деревьями мсаса.

— Мне не нравится, что здесь белый человек, — сказал Гомо, старший лесничий Чивеве, подчиняющийся Джонни Нзу. — Может, стоит подождать другого раза?

— Белый человек уезжает сегодня днем, — холодно ответил Чэнгун. — И потом, тебе уже хорошо заплатили. Сейчас план нельзя изменить. Остальные уже едут сюда, и развернуть их обратно невозможно.

— Нам заплатили только половину обещанного, — возразил Гомо.

— Вторую получите, когда работа будет сделана, не раньше, — негромко сказал Чэнгун, и глаза Гомо стали точь-в-точь змеиные. — Ты знаешь, что должен сделать.

Гомо помолчал. Иностранец заплатил ему тысячу американских долларов. Это его полугодовой заработок. И пообещал еще годовую зарплату, когда работа будет выполнена.

— Ну так? — настаивал Чэнгун.

— Да, — ответил Гомо, — сделаю.

Чэнгун кивнул.

— Сегодня или завтра ночью, не позже. Будьте готовы, оба.

— Непременно, — пообещал Гомо, сел в «лендровер», где уже сидел второй черный лесничий, и они уехали.

Чэнгун вернулся в рондавель в опустевшем лагере для туристов.

Дом был точно такой же, как остальные тридцать; обычно в прохладное время года все эти дома занимали туристы. Чэнгун достал из холодильника питье и сел на затянутое проволочной сеткой крыльцо, переждать самый жаркий час.