Охота за призраком. Борьба спецслужб СССР, США и Западной Германии за архивы МГБ ГДР - [65]

Как профессионал в общении с людьми, Вольф чувствовал интерес Джима к продолжению контакта. Оценивая, зачем Джиму это надо, Вольф предполагал, что у того превалировало любопытство. Как и все известные люди с достаточно интересной с обывательской точки зрения биографией, Вольф был склонен в некоторой степени переоценивать свое значение для окружающих. С другой стороны, Джим не уставал подчеркивать свой интерес коллекционера, что касается знакомства с Вольфом. Его интересовала генеральская форма Вольфа и полагающийся к ней кортик. А когда Вольф продемонстрировал ему свои охотничьи ружья, Джим, не колеблясь, тут же назвал свою цену. Единственно, что коробило Вольфа, так это то, что Джим в своем неподдельном интересе к немецкой истории, в том числе нацистского периода, фактически ставил его на один уровень с такими историческими персонажами, как архитектор Гитлера Шпеер или его заместитель Рудольф Гесс. Впрочем, в своих воспоминаниях Вольф отмечает, что, «когда наши отношения стали более дружественными, я стал понимать почти наивный интерес Джима к персонажам истории и в особенности к предметам и свидетельствам, которые могли напоминать о прошлом»[83].

Решающий успех в установлении с Вольфом доверительных отношений Джим добился к весне 1990 года. По поводу этого определения информации немного, хотя оно встречается практически во всех «шпионских» книгах. В книге Михаила Алексеева[84], что начиная с 1703 года в русском языке появляется слово «конфиденция» (лат. confidence) в значении «откровенность, основанная на доверии». В федеральном законе о внешней разведке от 8 декабря 1995 года в статье 6 говорится, что «для достижения целей разведывательной деятельности органам внешней разведки РФ предоставляются следующие полномочия, в частности установление на конфиденциальной основе отношений сотрудничества с лицами, добровольно давшими на это согласие»[85]. Другими словами, доверительные отношения всегда основываются на доверии и в основе этого доверия могут лежать различные факторы. Так, в статье И.Ю. Леоновой[86] отмечается наличие эмоциональной составляющей доверия, основанной на общности ценностей и мотивов. Отсюда понятна ставка Джима на дружбу, которую наряду со свободой он рассматривал как «самые важные в жизни». Разумеется, для лиц, установивших внешне случайный, по сути дела, контакт, для начала общностью может быть дружба, основанная на единых общечеловеческих ценностях и единых в чем-то интересах.

Сам Вольф отмечает, что «определенным этапом после моего многомесячного отсутствия стала встреча в мае 1990 года. Было воскресенье, день выборов, в последний раз проходивших в ГДР. Нам пришлось для этого оставить наш лесной дом и поехать на свой избирательный участок в Берлин. Незадолго до этого я вернулся из Москвы, куда уезжал из-за господствовавшей в Германии политической истерии и многочисленных личных нападок. Когда мы вечером добрались, наконец, к нашему дачному участку, у наших садовых ворот стоял квартет неожиданных гостей»: Александр, его жена Галина, Джим и Инге.

Встреча была организована Александром, который получил сообщение о возвращении Вольфа в Берлин из московского Центра. Дело в том, что в начале 1990 года Вольф уехал к своей сводной сестре Лене, проживавшей в Москве. Чтобы, как он пишет, «привести в порядок свои мысли и вдали от сумятицы в ГДР, в политическом исходе которой уже не было никаких сомнений, начать свою вторую книгу, в которой я хотел, как свидетель событий, отразить свои впечатления последнего года». У нас нет данных относительно того, встречался ли Вольф в Москве с руководством советской внешней разведки. Но необходимо исходить из того, что пересечение им границы фиксировалось советскими спецслужбами.

Как отмечает Вольф, тот «вечер стал началом дружбы, которая выдержала многие испытания и которая укреплялась с каждым годом. Андреа и я, — подчеркивает Вольф в своей книге[87], — определенно чувствовали, что от этого американца не может исходить ничего плохого».

Разочарование Вольфа в товарищах по оружию, какими он считал советских коллег, и бесперспективность их сближения с восточногерманскими чекистами в условиях разворачивания горбачевской перестройки, которое все более отчетливо видели, как на площади Дзержинского, так и в Карлсхорсте, создавало все более увеличивающуюся в размерах пропасть в отношениях между двумя в прошлом дружественными спецслужбами. Главное — исчезла доверительность в отношениях.

На Вольфа психологически влияла не только его личная встреча с Новиковым, в ходе которой он воздержался от раскрытия источников МГБ ГДР, хотя и получил от него условия связи для вывода его и его жены в СССР в случае осложнения ситуация в ГДР, но и, главное, неудачная поездка Леонида Шебаршина в ГДР в качестве главы советской внешней разведки. Вернер Гроссманн, несомненно, посвятил Вольфа в ее детали. Эту поездку Гроссманн подробно описывает в главе «Братья из КГБ»[88]. Гроссманн так пишет о поездке Шебаршина в 1989 году, который только сменил Крючкова, занявшего пост главы КГБ, в отпуск в ГДР. В гостевом доме МГБ ГДР в Дамсмюле, который представлял собой, собственно говоря, замок в стиле необарокко на 28 гектарах, его принимал министр Мильке, хотя это был, по сути дела, неофициальный визит. На автомашине доехать до него можно за двадцать с небольшим минут. Гроссманн свидетельствует, что разговор между Мильке и Шебаршиным длился уже несколько часов. Как отмечает Гроссманн, говорил в основном Мильке. Но речи напоминали речи функционера Коминтерна. Мильке требовал действий, утверждая, что «просто успешной работы разведки уже недостаточно». Конечно, можно по-разному интерпретировать слова главного восточногерманского чекиста. Скорее всего, Мильке намекал на возможность, которую в августе 1991 года попытался реализовать Крючков. Шебаршин, по оценке Гроссманна, «реагирует испуганно, и он явно озадачен». Гроссманн приводит его слова: «Не мы делаем политику, мы лишь ее реализуем». «Понятно, что Шебаршин, как и я, — делает вывод Гроссманн, — беспомощен». Он пишет далее, что «в течение четырнадцати дней мы говорили с Шебаршиным много о современности и о будущем наших государств, но оптимистичнее мы при этом не стали». Другими словами, обоих разведчиков не оставляли предчувствия о предстоящем крахе социализма в их странах. В этих условиях говорить о передаче агентурной сети МГБ ГДР советской разведке хотя и было несколько рановато, но уже явно бесполезно. И хотя через несколько лет Крючков решился в СССР на государственный переворот, но время было явно упущено. А соратники в ГДР только беспомощно наблюдали, как высшее партийное руководство совершает ошибку за ошибкой, усиливая ими позиции противников социализма.