Охота за призраком. Борьба спецслужб СССР, США и Западной Германии за архивы МГБ ГДР - [3]

Другое дело — работа с партийными функционерами, сотрудниками спецслужб или чиновниками МИДа. Вот ими-то и занимался «Луч», но формально подобные контакты не оформляли, да и «немецких друзей», как неофициально назвали тогда сотрудников МГБ ГДР, в известность не ставили. Впрочем, контакты по линии резидентур КГБ с диппредставителями ГДР бывали и до создания направления «Луч», но они носили сугубо доверительный характер и, как правило, не оформлялись. Другими словами, в информационных телеграммах из резидентур назывались имена контактов (конечно, в зашифрованном виде), но псевдонимы, как, скажем, агентам, им не присваивались. Хотя деньги на их угощение, если таковое имело место, списывались и бухгалтерией Центра (Первого главного управления КГБ СССР) такие расходы принимались.

Всю информацию по ГДР советское руководство до создания «Луча» получало, по сути дела, из официальных контактов по государственной и партийной линии. Разумеется, существовал и обмен информацией по линии спецслужб. Но, понятно, что Москву информировали, как правило, только в том объеме, в котором это было разрешено руководством МГБ ГДР или военной разведки ГДР. Понятно, что этот объем контролировался или, правильнее сказать, дозировался высшим руководством СЕПГ.

Поэтому получение доверительной информации вне рамок официальных контактов являлось важным дополнительным источником информации, и этим занимались сотрудники КГБ, работавшие по этому направлению. Главный объем работы по «Лучу» осуществляли, как правило, сотрудники Аппарата Уполномоченного КГБ СССР по координации и связи с МГБ ГДР, и за нее нес ответственность глава представительства. У сотрудников резидентуры, располагавшейся на территории посольства, были свои задачи. Конечно, определенный объем информации поступал и из отделов, занимавшихся другими направлениями деятельности, но ГДР не являлась для них приоритетом.

Предполагается, что направление «Луч» появилось в 1987 году. В некоторых книгах, посвященных различным аспектам деятельности российского президента Владимира Путина, которые были опубликованы рядом российских издательств, в качестве автора называется некий Эрик Форд. Данных об этом писателе найти ни в русскоязычном, ни в англоязычном, ни в немецкоязычном Интернете не удается. Возможно, это чей-то псевдоним, возможно, коллективный. Но некоторые события конца 80-х подмечены в книгах данного мифического автора верно. В частности, отмечается, что «сразу же после прихода к власти Горбачева советская разведка активизировала свои контакты с представителями интеллектуальной элиты в государствах Восточного блока с целью якобы распространить там идеи перестройки», что представляется сомнительным, поскольку таких заданий советской разведке в тот период времени не поступало. Хотя дипломатам подобные задания в общем плане и ставились. Но что касается советской разведки, следует учитывать и тот факт, что идеи перестройки не наталкивались на всеобщее одобрение ее сотрудников, особенно в последние годы деятельности Горбачева на посту генсека КПСС, а в ее руководстве во многом встречались со скепсисом. Заслуживает внимания мнение того же Шебаршина о том периоде, опубликованное в его воспоминаниях. Он пишет: «Каждая новая декларация руководства страны подтверждала, к сожалению, подозрение, что решения, определяющие судьбы страны и общества, принимаются без тщательной проработки, что наши лидеры подхвачены стихийным потоком. Ореол мудрости, всеведения и всемогущества таял. Все сферы общественной жизни охватывал кризис, а с трибун, экранов телевизоров, газетных страниц звучали многословные напыщенные и противоречивые заявления, суть которых, как правило, сводилась к тому, что мы выходим или вот-вот выйдем на интересные решения, что не сегодня завтра наступит перелом и т. п. КПСС умерла, ее государственный придаток оказывался неспособным к самостоятельному существованию. XXVII съезд не мог породить оптимизма. Та же многоречивость, взаимная нетерпимость, поглощенность пустяками и закулисная возня вокруг кадровых назначений. В первых рядах партийных президиумов оказались люди, до того сидевшие во вторых рядах. В новых лозунгах отчетливо звучали нотки ностальгии и растерянности. Все это не могло внушать ни симпатий, ни надежд. Но не вызывали радости и „демократы“, как для простоты именовали всех выступавших против старой КПСС. Эти силы обладали огромным критическим зарядом, было совершенно очевидно, что появляются новые, яркие, мужественные люди, предлагающие выбор измученному неурядицами и трудностями народу. Они говорили правду языком, свободным от лицемерного жаргона. Но мне казалось, что логичность их взглядов заканчивается сегодняшним днем и у них нет конструктивных концепций будущего общества. Настораживал поиск рецептов за рубежом. Россия неоднократно пыталась механически переносить чужие теории и учреждения на свою почву, плоды чего мы пожинаем и сегодня. Пугал идиллически-простодушный взгляд на современный мир, где нет места не только конфронтации, но и соперничеству, где каждое государство готово жертвовать своими национальными интересами ради общечеловеческих ценностей. Это не говорилось прямо, но ясно подразумевалось. И еще одно: слишком много оказалось в рядах демократов тех, кто еще вчера вершил государственные дела во имя партии и от имени партии, кто сделал карьеру в партийной иерархии, а теперь каялся, отказывался от своего прошлого. Вот почему мнения коллег в руководстве КГБ относительно моих симпатий к „демократам“ были не вполне обоснованны. С большей долей уверенности меня можно было обвинять в антипатии к консерваторам, черпавшим политическое вдохновение из прошлого»