Охота за головами на Соломоновых островах - [9]

— Я еду домой! — взвизгнула она с таким выражением, будто это было для нее неожиданностью. — Когда «Матарам» прибудет на Гвадалканар, обязательно сделайте остановку…

После этого она исчезла.

Что она подразумевала под словами «сделайте остановку»? Зайти к ней на чашку чая? Это очень любезно, но не слишком ли далеко для чашки чая, если мы будем вынуждены пережидать события в гостинице здесь, в Тулаги?

Кто эти одетые в защитную форму люди, ринувшиеся в пароходный бар с поспешностью, словно там возник пожар? Наверное, это и есть «строители империи». А что творится на нижней палубе? Вероятно, там тоже пожар. Что это за толпы темных голых людей, карабкающихся на борт парохода и издающих воинственные кличи команчей? Как все это похоже на начавшееся восстание. Может быть, это и есть малаитянская война?

Мы оторвались от созерцания нижней палубы и оглянулись: мы были одни. Кругом слышался отчаянный шум, но рядом с нами не было живой души, и мы решили спуститься на нижнюю палубу, чтобы узнать, как обстоит дело с войной. Но тут появился наш буфетчик с патефоном в руках, а за буфетчиком шагал еще человек с пачкой патефонных пластинок. Буфетчик завел патефон, поставил пластинку и удалился, оставив музыкальную часть на попечение своего помощника. Потом появился капитан, но на этот раз не в накрахмаленном кителе. На шее капитана висело, как у спортсмена, купальное полотенце, а его мощный корпус охватывал синий прорезиненный передник на манер кухонного.

— Где же малаитянская война? — спросили мы.

— Война? — рявкнул он, сотрясаясь, как гора студня. — А вы не заходили в бар? Подождите немного, война явится и сюда. А пока разрешите вас пригласить на танец… — И, не снимая полотенца и передника, он закружился со мной в танце. Не успели мы протанцевать поперек палубы, как я поняла назначение прорезиненного передника. Не будь его, я была бы вся в поту, стекавшем с шарообразного капитана, а так я ограничилась только прикосновением его мокрых рук. До этого момента я не считала сегодняшнюю ночь чрезмерно жаркой, но сейчас пот ручьями лился с нас обоих. Он лился с головы, капал с подбородка, бурными потоками несся по груди и спине, стекал по ногам на мои полотняные туфли, которые очень скоро промокли насквозь, а ноги распухли и вылезали из туфель.

От капитана воняло потом (я не могу подобрать более мягкого определения), и время от времени он останавливался, вытирал подбородок и шею промокшим полотенцем, и мы снова вальсировали, задыхаясь и обливаясь потом.

Это было установленное правилами открытие капитаном вечернего бала на пароходе, независимо от того, идет ли война или воцарился мир. К моменту, когда я успела промокнуть насквозь, наша палуба стала наполняться людьми в защитной форме. Маргарет, в пропотевшем вдоль всей спины платье, разбрызгивая капли пота, танцевала в объятиях рослого Нэнкервиса. При следующем круге я на мгновение увидела лицо Маргарет. Оно выражало острую муку, так как на этот раз Маргарет была в объятиях какого-то джентльмена в коротких брюках, который вертелся волчком. Я уверена, что никакие двуногие существа мужского пола не могут вытворять то, на что способны австралийцы, вдохновленные звуками танцевальной музыки.

Потом наступил мой черед. Мы были двумя единственными противниками этой армии грубо толкающихся, сильно потеющих и нагрузившихся пивом партнеров. Половину этой армии мы победили; вторая половина благоразумно избежала поражения, укрывшись внизу, в баре, где наливалась ледяным пивом, которое отсутствовало шесть недель, до момента прибытия «Матарама».

Конечно, никто из волонтеров не мог рассказать о событиях больше, чем мы знали по радио. Более того, никто из них не принимал событий всерьез. Возможно, что все войны таковы: чем ближе к ним находишься, тем меньше в них обнаруживаешь романтики. А здесь, на островах, все напоминало вздорное содержание опереток Джильберта и Салливена. Местные плантаторы со всей серьезностью сформировали волонтерскую армию, так как, по мнению плантаторов, здешнее начальство действовало слишком медленно и не торопилось просить центральную администрацию на островах Фиджи о присылке воинских частей для усмирения малаитян. (Обо всех волнениях туземцев надлежит доносить центральной администрации на островах Фиджи. Здешнее начальство не склонно к посылке донесений, портящих служебную репутацию губернатора, который может занимать этот политический пост сколько угодно лет, если имеет хороший послужной список и соответствующие приятельские связи в австралийских министерствах. Если же какой-нибудь администратор позволит туземцам убивать за один раз больше одного белого, репутация будет испорчена. Что касается организации плантаторами собственной армии, то это был неслыханный скандал.)

Начальство отомстило плантаторам на свой лад, заставив волонтеров заниматься строевой подготовкой под палящим солнцем по восемь часов в день. Несомненно, местное начальство было уверено, что вместе с потом у волонтеров испарится всякое желание дальнейшего пребывания в составе волонтерской армии.

Но волонтеры претерпели все мучения и в конечном счете выхлопотали для себя армейский оклад содержания, паек и собственного командира. Они потребовали (и ухитрились получить) нечто не предусмотренное никаким армейским уставом — по кварте хорошего виски на человека в неделю, которое считалось лекарством против малярии.