Охота за головами на Соломоновых островах - [20]

Биренди знаменитая старая плантация. Во времена Джека Лондона она принадлежала какому-то американцу, проживавшему здесь со своей дамой сердца — не то испанской, не то русской графиней. В те годы дом в Биренди считался «дворцом» со всеми европейскими признаками богатства: породистыми лошадьми, празднествами с шампанским и бесконечным потоком гостей. Говорят, что дом в Биренди был столь гостеприимным, что если какая-либо лодка пыталась пройти мимо, не нанося визита хозяину, то с балкона дома ее обстреливали ружейным огнем. Затем, как рассказывает предание, графиня сбежала с каким-то вербовщиком рабочей силы, а американец покончил жизнь самоубийством. Плантацией завладела одна из крупных компаний, экспортирующих копру, и сейчас, сорок лет спустя, мы сидели на открытой веранде в хромоногих креслах и сражались со всеми видами кусающихся существ, исключая аллигаторов.

Обед, после того как были подняты тосты за «благополучный заход солнца», крайне напоминал старомодную студенческую вечеринку. Хозяйство в Биренди велось кое-как, на холостяцкий лад. У хозяина, прожившего очень много лет на островах, хватало сил только влачить существовании от одного отпуска до следующего.

Слуги, которых здесь были полчища, мало напоминали сверкающих чистотой и вышитыми монограммами слуг из Гувуту, где дом вела хозяйка. За исключением повара, все здешние слуги были неотесанные деревенские парни-малаитяне, присланные с плантации для прислуживания гостям на парадном обеде.

Обеденный стол представлял интереснейшее зрелище. В качестве скатерти было постлано нечто, подозрительно напоминавшее простыню. Поверх этой скатерти-простыни были расставлены различные предметы в том порядке, в каком они стояли где-то на полке. Здесь были полупустые бутылки с кетчупом, чилийским и шотландским соусами, пакеты с пряностями, пикули, горчица, лук, приправы к салату, уксус, различные сорта варенья и ряд других вещей, значение и применение которых осталось нам неясным. На столе фигурировали все виды приправ и пряностей, которыми отчаявшиеся белые обитатели островов заливают и посыпают консервы, тщетно пытаясь улучшить их вкус. Во всяком случае, на столе стояло все, что когда-либо требовал к столу местный хозяин, дюжины вилок и ножей, ложек и тарелок всех размеров и фасонов были в диком беспорядке разбросаны по столу. Такой широкий ассортимент избавлял повара от риска оказаться со свернутой головой за то, что какая-нибудь вещь будет забыта в сервировке.

А так как окна не были защищены сетками, а посередине стола горела яркая лампа, то над всем этим летали тучи насекомых, которые немедленно обрушились на нас. Они застревали в волосах; попадали к нам на зубы, когда наш рот расплывался в вежливой улыбке; издыхали в банках с вареньем или, смертельно обожженные, агонизировали в наших тарелках. Это было полбеды, поскольку насекомые были видимыми. Но были еще невидимые орды москитов, летавшие в темноте под, столом и отвлекавшие наше основное внимание. Я сидела в плетеном кресле и была дополнительно атакована снизу.

Положение осложнялось тем, что хозяин соблюдал строгий светский этикет, называя нас «миссис такая-то», а его «мистер такой-то». Гораздо более уместной была бы простая и симпатичная непринужденность, которая позвонила бы нам решать вопросы так, как это, скажем, решают коровы при помощи деревьев. Наши исключительно воспитанные собеседники должны были понять, что вопросы высокой культуры практически интересовали нас гораздо меньше, чем происходящее под столом. Мы непрерывно меняли положение ног, словно играли в футбол, и пытались одновременно одной рукой почесывать укушенное на ноге место, а другой извлекать из супа тонущее насекомое.

Между подаваемыми блюдами, число которых доходило до дюжины, происходили длиннейшие перерывы. Видимо, нечто ужасное происходило за дверью, откуда время от времени выскакивали полуголые слуги. Из кухни без умолку доносился звон разбиваемого фарфора, грохот падающих кастрюль, лязгание ножей, непрерывное гиканье и топот босых ног. Все это сотрясало старый дом, стоящий на ветхих сваях. Сквозь бесполезную дверь, отделявшую столовую от загадочного смежного помещения, пробивались клубы дыма и кухонного чада, а каждый раз, когда слуга пулей влетал через дверь, она визжала в предсмертном исступлении и захлопывалась с грохотом выстрела.

Пренебрегая всем этим шумом, хозяин дома пытался привлечь наше внимание рассказом о своей тетке художнице, занимавшейся росписью фарфора. На каком-то полуслове его лицо сделалось багрово-красным, и он рявкнул изо всей мочи:

— Эй, вы…

Несколько слуг, словно выброшенных катапультой сквозь дверь, ведущую в кухню, предстало перед хозяином:

— Да, сэр…

— Черт побери… — ревел хозяин, близкий к апоплексическому удару. — Принести пальмовый лист… Живо…

Слуги застряли в дверях, пытаясь поспешно выскочить. Через несколько секунд один слуга вернулся с пальмовым листом.

— Выгнать всех из-под стола… — приказал хозяин.

Но слуга стоял вытаращив глаза и с широко раскрытым ртом. Глаза его сверкали, как у дикого коня.

— Черт возьми!.. Гони их… — вскричал хозяин и, выхватив лист из рук изумленного слуги, начал рассекать воздух во всех направлениях. Слуга забрал лист и начал обмахивать стены.