Охота на Вепря - [59]

– Арестовать, – кивнул на охранников Старицын. – И выставить часовых! Никого не выпускать из этого зоосада!

Мы въехали через каменные ворота и рысцой устремились по ровному белому снегу, укрывшему аллею. И уже скоро впереди, среди заснеженных яблоневых садов, нам открывалась богатая усадьба Кабанина – с желтыми мраморными колоннами и флигелями, с девственно-белой от выпавшего за ночь снега крышей.

– Его люди опасны, генерал, – сказал я. – Можете поверить мне на слово. Я не исключаю ответного огня. Будьте настороже.

– Не посмеют! – бросил генерал, но скомандовал: – Сабли из ножен! Держать строй!

Хитрый граф Карячинский, губернатор Симбирска, знал, что стаей охотничьих борзых вцепятся гвардейцы в обитателей звериного логова. Тем паче, что задача упрощалась – хозяина, страшного медведя, не было дома. И некому было заступиться за здешних волков и лис!

Наш конный отряд двумя цепями обогнул трехэтажный дом с колоннадой и выехал к добротной двухэтажной баньке на заднем дворе, из трубы которой шел пар. И едва мы вросли в снег, как дверь баньки распахнулась и на крыльцо выбежала заливающаяся смехом, кутающаяся в шубу светловолосая розоволицая девица. Хмельная совсем. Пар шел от нее самой. Лицо пылало спелым анисом. Полы шубы на мгновение распахнулись, и девица открылась вся – голая, белокожая, с русым кустом между ног и юной, чувственно колыхнувшейся грудью. Увидев ее, офицеры так и вдохнули в себя морозный февральский воздух. Девица смеялась до слез, и потому просто не заметила конную армию прямо перед собой. А следом за девицей, в еще не успевшие закрыться двери вылетел и кряжистый длинноволосый бородатый мужик с рдяным от жара лицом, тоже в расстегнутой шубе:

– Теперь отдайся, Любавка, – сладострастно крикнул он. – Отдайся немедленно! Все равно ж поймаю, сучка задастая!

Последнее слово прозвучало совсем не оскорбительно, а игриво и ласково! Руки с широченными лапами он держал вытянутыми вперед, оттого шуба оказалась нараспашку, открывая его всего, охваченного похотью, с волосатой грудью, в мокрых подштанниках, зло и высоко топорщившихся в причинном месте.

– Весело они тут живут, в Расторгуево, – откашлявшись в кулак, заметил полковник Старицын. – Всем бы так жить!

– Да уж чересчур весело, – кивнул генерал Дубовец-Камышинский. – Пора им веселья-то поубавить!

Девица продолжала хохотать, запахивая шубу, а мужик уже таращился на нас, да так, как таращился бы на заговорившую вдруг кобылу. Он протер глаза, заморгал ими, протер еще раз.

– Ну, Филимон Макарович, рассмешили! – давясь смехом, лепетала девица. – «Бородой раззадорю! От пупка до спины!» Ладно уж, дам я вам, так и быть! – источая пар, смеялась она. – Куда от вас денешься? Все равно ж не отстанете!

– Цыц, дура, – тихо, почти шепотом, произнес он.

– Чего? – еще не насмеявшись, спросила девица, стоя к нам спиной. Его тон осек ее. – Чего сказали, Филимон Макарович?

Степан с язвительной улыбкой чуть выехал вперед.

– Это и есть Пономарь, – кивнул он на мужика, который сейчас так и мял в кулачищах шубу на своей груди. – Временный управляющий Кабанина. Он вам все и расскажет. Верно, – Степан повысил голос, – Филимон Макарович?

Девица чуть прежде обернулась разом, вновь расплескав шубу, и вновь офицеры жадно вобрали в себя морозный воздух. Потом дико закричала, запахнулась, вновь завопила, пока Пономарь не рявкнул хрипло:

– Вон пошла! Вон…

И она тут же испарилась. Никто и не заметил, куда. Сам Пономарь разом потух, сдулся. Даже не войско поразило его, не гневное лицо генерала Дубовец-Камышинского и не скупое на эмоции – полковника полиции Старицына. И уж точно не мое, которого он и не знал прежде. Нет! И даже не ледяное Кураева, которого он с перепугу и не заметил, хотя именно граф был главным врагом его хозяина. А злой и торжествующий взгляд Степана Горбунова!

– А-а-а ка-ка-как же это? – заикаясь, пролепетал он. – Откуда ж?

И вновь уставился на Степана. Этот взгляд не оставлял ему никакой надежды! И как и Зыркин, управляющий поместьем все понял разом: «Спета хозяйская песенка, коли до такого дошло! Переборщил Дармидонт Михайлович! Оступился, родимый!..» – «Верно мыслишь, Филимон! – отвечал ему взгляд Степана Горбунова. – Верно! Себя теперь за уши тащить надобно!..»

И в подтверждение его черных догадок вперед выехал генерал в бурке и папахе, которому надоела эта красноречивая пантомима.

– Слушай меня, обезьяна, будет чего хозяину передать, – кивнул он управляющему и вытащил из кителя на груди гербовую бумагу. – Именем Его Величества Царя Императора Николая Второго Александровича имение Расторгуево и все домашние и гости, кто в нем находятся, арестованы, – грозно проговорил генерал Дубовец-Камышинский и заговорщицки подмигнул мне. – Давно хотел это сказать! Лично! – и вновь выстрелил гневным взглядом в управляющего. – Ты понял, гамадрил похотливый, кто мы?!

И Пономарь не выдержал – бухнулся на колени перед генералом.

– Помилуйте, батюшка, все расскажу! Только спрашивай! – он пополз к грозному командиру, да так норовисто, что генеральский конь неодобрительно фыркнул и отступил. – Ничего не утаю!