Охота на Вепря - [45]

Втроем мы переглянулись. И надо же было такому случиться: перед самым нашим приездом! Великое горе, зловещее. Но теперь все было ясно: Зыркин ускользает, а через три дня – бандитское нападение!

Кураев сокрушенно покачал головой:

– Я верю в судьбу, Петр Ильич, свято верю! А в этой истории фортуна от нас отвернулась!

Горбунов зацепил мой взгляд, и по этому взгляду я понял: ему есть что сказать.

– Поди к Людмиле, – вдруг сказал он Митьке. – Проверь, как она… Выйдемте на улицу, господа?

Я кивнул. Мы вышли на крыльцо.

– Как-то Микола по пьянке говорил мне, что у хозяина есть волчья стая на черный день, – негромко сказал Степан. – Они же себя, Никола, Микола и Вакула, гвардией считали! А тут вдруг сжечь кого понадобится – из купцов, лавки разграбить, прижать кого, просто зарезать. Микола по пьянке разговорчив! Такое несет – себя забывает! Я думал, опять брешет чертов казак, оказалось-то правда?..

– Да неужто до того дошло? – мало веря услышанному, покачал головой Кураев.

– А вот и дошло, – кивнул я. – Лучше вам надо было за своими слугами приглядывать, Александр Александрович, тем паче – за такими! Понимаю, не графское это дело, и все-таки!

– Что теперь ссориться, сударь мой? – опустил глаза Кураев. – Дело-то сделано?

– А еще Вакула говорил, что у них, у этой банды, свой приют имеется. Где-то на окраине, между Семиярской и Симбирской губерниями. На хуторке. Мол, хозяин им, ну, Дармидонт Михайлович, целый терем отстроил, с баней, а когда надо – вызывал их к себе. Стоп-стоп-стоп, – нахмурился Степан, – говорил еще вот что, мельницу он им подарил. Мол, мукомолы тут живут себе поживают, зерно мелют. Точно-точно! Я на его болтовню тогда и внимания не обратил – самогон мы пили в кабаке! То ли Водяной тот хуторок называется, то ли Овсяной? Убей меня бог, не помню! Но если и существует та банда головорезов, то обретается она именно там!

– И сколько ж в ней человек, нехристей этих? – спросил Кураев.

– Думаю, с десяток, – ответил Степан. – Иначе заметно станет! А вот мы сейчас и узнаем. – Он обернулся к открытым дверям: – Митька!

Слуга вскоре выскочил на крыльцо.

– Сколько их было, душегубцев?

– Кажись, человек десять, не менее!

– Целый отряд, – покачал головой Кураев.

– Все верно, – кивнул Степан. – Столько их и должно быть.

– Как ваша Людмила? – спросил я.

– Лежит, видеть никого не хочет, – опустил глаза слуга. – Больно ей, бедняжке. И душе больно, и телу тоже…

– Пойду, проведаю ее, – сказал я Кураеву. – Осмотрю, если позволит. Проводи, Митька.

Слуга живо кивнул.

– А я покойнице поклонюсь, – сказал граф. – Ни за что погибла Софья Андреевна. Мы с Павлом во всем виноваты. Бедные их дочки! – и отца, и мать разом потеряли! Это ж какую наглость надо было иметь, Петр Ильич, чтобы вот так, средь бела дня, на дворянское гнездо напасть?! – когда мы уже входили в дом, покачал он головой. – Какую черную душу и уверенность в безнаказанности?!

– Что по поводу безнаказанности, уважаемый Александр Александрович, по всей России губернаторов и генералов взрывают! – горько усмехнулся я. – И солдат и офицеров с ними – десятками! Да что там – представителей царской фамилии на воздух пускают! Но это во-первых. А во-вторых, бесстрашие этой банды на большо-ой оплате за труды их грешные держится!

– И то верно, – кивнул Кураев.

– А вот кто платит, это другое дело. Хотя мы уже наверняка знаем, кто. Две недели назад я сам видел, как этот человек разбирается с людьми, которые ему не надобны. И ему все равно: мужчина это или женщина.

Через два часа приехал полицейский наряд. Усатый и краснолицый урядник до конца не верил словам Емели. Так велико было злодеяние! И едва не превратился в соляной столб, когда увидел два трупа – помещицы Софьи Сивцовой и кучера Екима, а в придачу истерзанную до полусмерти Людмилу, закутанную в шубы.

– Революционеры! Революционеры! – трясясь и багровея, прохрипел он. – Из-под земли, из-под земли достану нелюдей! – ожесточенно повторял он. – Таких же вешать, да нет, четвертовать надо! Кости дробить, как разинцам да пугачевцам! И прилюдно! Прилюдно, мать их!

Я был полностью с ним согласен. Тяжесть на моем сердце пугала меня самого. Глядя, что они сделали с хозяйкой и ее служанкой в придачу, я мог только предполагать, что лиходеи сотворили с моей возлюбленной. А то, что Марфуша являлась для меня именно таковой, я уже не сомневался. Возлюбленная, любимая!.. Я почти был уверен, что ее уже нет в живых, или что в эти самые минуты она испускает дух. Марфуша была слишком красива, чтобы ее убить сразу! Это я понимал с особой болью. Но сколько она может прожить вот так? Среди этих зверей? День, два, три? Месть! – жесточайшая месть! – это все, что заставляло мой мозг работать предельно точно, рассчитывая все возможные комбинации будущей битвы. А в том, что она состоится, я не сомневался…

Ко мне подошел мой недавний спутник на край света. Видимо, мой отупевший взгляд и то оцепенение, в которое впадаешь в моменты безнадежности, тронули его.

– О Марфе Алексеевне думаете? – спросил Степан.

– Да, Степа, о ней, – честно сознался я. – И ведь помочь не могу. Никак не могу! – с яростью я сжал кулаки. – Никак…