Охота на вампиров - [39]

— Тихо, тихо, — он обнял здоровой рукой жену за плечи. — Во-первых, вы так интригующе воркуете, употребляете английские выражения, а во-вторых, безумные запахи. Устоять при подобных составляющих просто нет возможности. Надеюсь, не помешал?

— Нет, ну что вы?! — проявила такт Ольга.

Ее напарник промолчат. Он внимательно вглядывался в Павла Иннокентьевича, угадывая в нем что-то знакомое.

— Спасибо, милая девушка.

Гаев, слегка опираясь на Анну, подошел, сел за стол и невольно потянулся к пирожкам, вернее, к тому, что еще оставалось от огромной пирамиды.

— Меня зовут Оля, — представилась Ольга.

— Очень приятно, а меня Павел Иннокентьевич.

— Паша, не жуй всухомятку, я тебе сейчас чаю налью. С травками…

Павел Иннокентьевич посмотрел на молодого человека и панибратски подмигнул ему.

— А вы, как я догадываюсь, Алексей, сын Юрия Матвеевича?

— Скорее, внук Матвея Родионовича.

Гаев, казалось, не обратил внимания на реплику зазнайки.

— А я вас знал, мальчишкой. Бегали этаким шпингалетом по лабораториям. Да и раньше… Совсем крохой. Я ведь у вашего отца защищался. Он моим руководителем был, потом сюда заманил. Я и не раздумывал. Оставил молодую жену доучиваться, а сам к нему, к Юрию Матвеевичу. Великий человек был…

Ал сидел неподвижно, не поддакивал, не улыбался, лишь угрюмо смотрел на ученого.

Анна Игнатьевна перестала звенеть посудой и тихо сказала:

— Павел Иннокентьевич, Алексей избегает разговоров об отце.

И опять Гаев не обратил на слова жены внимания. Все рассказывал, погрузившись в воспоминания.

— Вон как вы выросли, не узнать. Вы больше похожи на свою мать, Царствие ей Небесное. Я видел ее фотографию. Красавица женщина. Недаром Юрий Матвеевич больше не женился.

— Паша!

Павел Иннокентьевич хитро глянул на жену, потом, так же улыбаясь, перевел взгляд на собеседника. Его нисколько не смущал мрачный вид Ала.

— Да и как вас теперь, Алеша, узнаешь? Вы же так внезапно исчезли тогда, после героической гибели нашего шефа…

Гром среди ясного неба. Ал знал, что папаша преставился, но каким образом, понятия не имел. Дед в свои редкие тайные наезды к Ереме с ним об этом молчал, как рыба. Один лишь раз хмуро обронил, что, мол, родина отомстила ему за его предательство. Бедный полубезумный пацаненок так испугался этого объяснения, что больше с расспросами не лез. А там вскоре и сам дед отправился вслед за сыном. Говорили, благопристойно скончался, во сне. А его папаша, значит, геройски…

Молодой человек стал бледнее раненого Гаева. Его затрясло и, кажется, он был готов, как кисейная барышня, упасть в обморок.

Анна это сразу заметила.

— Пашка, ты что, нарочно?! — закричала она на супруга. — Он при виде родного дома потерял сознание! Хочешь, чтоб его опять кондрашка хватила?!

Павел Иннокентьевич испугался не на шутку.

— Да нет, ни в коем случае… Сам не знаю, что на меня нашло. Я так обрадовался, когда увидел Лешу. Так обрадовался…

В это время Ольга взяла своего доблестного рыцаря за руку, и он ощутил невероятное тепло, которое мгновенно растеклось по его телу, и сразу успокоился. Теперь Ал с удивлением воззрился на девушку и увидел, что она поражена не меньше его. Тоже, наверное, что-то почувствовала.

«Да-а, краса-девица, — подумал он, — видеть, мы с тобой крепко повязаны».

А вслух сказал:

— Все в порядке, Анна Игнатьевна. На этот раз обойдемся без кондрашки. И вы, Павел Иннокентьевич, успокойтесь, я вас узнал… Я вас вспомнил. Смутно так, но вспомнил. Извините, у меня определенный период жизни выпал из памяти. Но вас, как видите, вспомнил. Здравствуйте.

— Что? — не понял Гаев.

— Здравствуйте, Павел Иннокентьевич.

— А-а, здравствуй, Леша! Ничего, что я на «ты»?

— Конечно…

Они приподнялись и через стол пожали руки. Кстати, у обоих слегка кружились головы. У Павла Иннокентьевича — от раны, у Ала — от пережитого потрясения. Поэтому, сев на место, они вновь принялись за пирожки.

— О, как наворачивают, — довольно сказала Анна. — Мужики!

На столе появилась новая гора пирожков! И когда успела?

— Присоединяйся к ним, Олечка, не робей…

— Уф! — вздохнул Павел Иннокентьевич и виновато посмотрел на Ала, когда, обожравшись пирожков, все перебрались в комнату. — Я ведь, Леша, тоже вскорости пропал. Сначала думал, меня на повышение перевели. Гордился, идиот… А когда увидел, в какие жесткие условия меня поставили, даже с Анечкой переписываться не мог, сообразил: что-то здесь не то. Прикинул, что к чему, и стало ясно, не из-за таланта моего меня перевели, а из-за собственной кретинической бдительности. Подался на старости лет в Павлики Морозовы.

Он горько усмехнулся, глянул на жену. Анна Игнатьевна ласково тронула его остатки волос.

— В событиях, о которых я слегка упомянул, но сейчас, Леша, не буду вас больше расстраивать, участвовал один человек. Мой однокурсник. Был он младше меня, поскольку я поступил в институт после армии, да и учился он с нами недолго, тоже куда-то исчез. Встретился я с ним здесь… И не он меня увидел, а я его. Но что интересно, он носил другую фамилию. Хотя был в военной форме и ходил в чине капитана. А у нас же тут все засекречено-пересекречено… Вот я, дебил, и накатал телегу в соответствующие органы. Видать, не на того накатал.