Охота на термитов - [3]

Впрочем, какое там «легче». Фактически, мы существуем лишь по привычке, за три года превратившись в машины для выживания. Все. И выживаем теперь чисто автоматически. Мы обречены, и сколько еще удастся прожить – в конечном итоге неважно. У нас никого не осталось кроме друг друга. Семьи, друзья, работа – это все в прошлом и никогда не вернется. А тех, кто еще жив, может не стать в любой момент. И когда один из нас уходит, каждый из оставшихся чувствует, будто не стало частицы его самого. И продолжает жить с тем, что осталось. Без причины и особой надежды – автоматически.

– Леша, ты сказать нам ничего не хочешь? – прервал наконец молчание Кудлач.

– Хочу, – я бросил в костер кусок фанеры. – Половина из вас решила уйти. Рискнуть, как те два обормота мне сказали. Ну, пусть пока постоят в охранении, рисковые. Другая половина колеблется. Я даже не буду спрашивать, кто за какое решение. Оставаться в городе – смерть. И уходить – смерть, только быстрая. В общем, смерть и там и там, но есть еще один вариант. Промежуточный.

– Что, без смерти? – насмешливо спросил Завьял.

– С ней. Без нее варианты три года назад закончились, – теперь усмехнулся я. – Этот вариант – его Глеб предложил, незадолго до того, как погиб. Я до сих пор не говорил вам, потому что план Глеба казался мне безумием. Он и сейчас кажется мне безумием, но не большим, чем уходить в никуда по реке.

Я замолчал. Я не знал, как им об этом сказать.

– Что за план, Леша? – помогла Варя. Она встала, обогнула костер, присела возле меня на корточки и взяла за руку. – Ты говори, пожалуйста, что бы там ни было.

Я оглядел ребят. На меня с нетерпением и надеждой смотрели двенадцать пар глаз.

– Сначала вопрос, – начал я. – За три года нами уничтожено десять марсиан, так? Кто может вспомнить, как они подыхали, эти десять?

– Да чего тут вспоминать, – угрюмо сказал Кудлач. – На двоих стена рухнула. Пока они под обломками возились, мы их гранатами забросали. Один в реку свалился, этого уже из автоматов добили. Ну, а с остальными повезло. Что-то у них с защитой оказалось, не выдержала броня-то. Или что там вокруг них такое.

– Без разницы что, – сказал я. – Очкарики говорят, что скафандр, а может, у марсиан тела такие. В общем, пуля их не берет и осколки тоже. Как правило. Только из этого правила за три года было семь исключений. И каждое из них случалось, когда марсианин сам нарывался: блокировал наших и попадал под плотный огонь с близкой дистанции.

– Мир праху тех, кто оказался в блоках, – тихо сказала Вика.

– Да, верно. Они погибли, все. Но перед этим успели отомстить. В общем, до сих пор от боя мы уклонялись. Отступали, отходили, драпали… А теперь я предлагаю не уклоняться и бой принять.

Наступила тишина, прерываемая лишь треском горящих досок. Я притянул к себе Варю, посадил рядом и обнял за плечи.

– Леша, как это – принять бой? – растерянно спросила Варя. – Они же перебьют нас.

– Да, перебьют, – ответил я твердо. – Но не всех. Марсиане ходят парами, один впереди, другой сзади страхует. Я предлагаю подпустить того, кто впереди, как можно ближе и открыть по нему огонь из всех стволов.

– Это глупость, Летеха, – сказал Володька Кудлач. – Мы, может быть, убьем эту сволочь, а он нас перестреляет наверняка.

– Не всех, – повторил я. – В том-то и дело, что не всех. Всех не успеет. А вот мы его убивать не будем вообще.

– Как не будем?! – ахнула Леночка.

– Не будем. Мы прекратим огонь, как только увидим ту зеленую дрянь, его кровь. В общем, как только его подобьем, те, кто останется в живых, прекратят стрелять.

– Зачем?

– Затем, что второй его подберет и потащит на себе. К кораблю. Ему, второму, будет уже не до нас – лишь бы унести ноги. И тогда те из нас, кто выживет, просто пойдут за ними. И попробуют захватить корабль. Ворвутся в шлюз у них на плечах.

– А если второй вызовет подмогу? – после долгой паузы спросил Завьял. – Не потащит подранка, а свяжется со своими? И потом, на кой хрен нам их корабль?

– Если не потащит – будем недобитка кончать. А если получится, то и второго. И тогда уйдем по реке – терять нам все равно станет нечего. А с кораблем – не знаю я, что с ним делать. Только возможно и почти наверняка – там, внутри, оружие.

Этой ночью мы с Варей почти не спали. Сначала лежали, обнявшись, ждали, пока все уснут. Потом, когда терпеть стало уже невмоготу, Варя сказала:

– Плевать. В конце концов, мы здесь не дети, пусть слушают.

Она мягко отстранила меня, встала на колени и быстро стащила через голову свитер, а вслед за ним и мешковатую, видавшую виды юбку. Я скинул гимнастерку и, стараясь не шуметь, возился с проклятым ремнем, который никак не хотел расстегиваться. Наконец Варя помогла мне, я выполз из чертовых армейских брюк и потянулся в карман за контрацептивом.

– Не надо, Леша, – прошептала вдруг Варя, – я хочу, чтобы сегодня мы обошлись без этого.

Я оторопел. Пользоваться противозачаточными средствами приказал Глеб. Это был один из первых отданных им приказов, и исполнялся он неукоснительно. Забеременеть в наших условиях означало смерть, аборты делать было некому, а рожать немыслимо.

Тогда с нами было шестнадцать девчат. Шестнадцать. И, конечно, у каждой был парень – любовь вспыхивает особенно ярко там, где с ней соседствует смерть. Что ж, ни одна из девочек не забеременела. Они ушли от нас, так и не став матерями.