Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная борьба спецслужб - [55]

Нельзя исключить, что причиной развода и одиночества Николая Ивановича стала импотенция. Это печальное обстоятельство могло только усилить значимость Кузнецова для советских компетентных органов. Вот здорово! Агент, красавец-мужчина, будет очаровывать нужных для дела женщин, добывать важную информацию, а вот установить с какой-либо из них опасно длительную связь и из-за этого, кто знает, забыть о долге не сможет никогда! Вспомним, что многие чекисты-нелегалы становились предателями именно вследствие слишком сильной привязанности к женщине. Взять хотя бы знаменитого Георгия Агабекова, издавшего в 1930-е годы в Берлине нашумевшие книги «ГПУ. Записки чекиста» и «ЧК за работой». Любовь к дочери британского чиновника заставила резидента ОГПУ в Стамбуле порвать с Советами.

Или, быть может, на разводе настояло ОГПУ, рассчитывая использовать Кузнецова как неотразимого любовника на поприще шпионажа? Но развод произошел за полтора года до того, как Николай Иванович стал Куликом.

В1935 году Кузнецов приступил к работе в бюро технического контроля конструкторского отдела Уралмаша. В Свердловске он встречался на заводе с немецкими инженерами. Несомненно, он действовал здесь уже по заданию НКВД, прощупывая настроения иностранных специалистов. Одновременно он еще более усовершенствовался в немецком, освоив даже диалекты германских земель. В своей однокомнатной квартире он сразу же поставил патефон и пластинки с немецкими песнями, учил их наизусть. Возможно, уже тогда он готовился к разведывательной работе в Рейхе.

Еще в школе Кузнецов занимался в драмкружке, его игРа запомнилась многим одноклассникам. Театром он увлекался и в Кудымкаре и в Свердловске, не пропускал ни одной премьеры. Вот так, исподволь, он брал уроки у мастеров сцены, чтобы потом сыграть главную свою роль вжизни. Он и не мечтал тогда, что обессмертит свое имя в роли обер-лейтенанта Пауля Зиберта. К всему, Николай Иванович занимался еще альпинизмом: тоже ведь могло пригодиться разведчику, например, при переходе границы в горах. А смерть настигнет его в Карпатах…

В январе 1936-го Кузнецов увольняется с Уралмаша. Отныне единственная его профессия – разведчик, вернее, пока что контрразведчик, следящий за действиями иностранных специалистов и вступающих с ними в контакт советских граждан. А псевдоним поменяли еще в 1934 году – при переезде в Свердловск Кулик стал Ученым.

Вскоре после ухода с Уралмаша ему пришлось еще раз побывать за решеткой. В 1937 году, когда началась печально, страшно знаменитая ежовщина, его арестовали и несколько месяцев продержали в тюрьме Свердловского НКВД. Трудно сказать, собирались ли навесить ему «контрреволюционную» 58-ю статью при начавшейся смене людей Ягоды людьми Ежова или использовали в качестве «наседки» в камерах с «врагами народа» для выяснения их образа мысли. Во всяком случае, он был еще очень молодым, честным, но слепо верящим в необходимость своего дела работником, и это его, по-видимому, спасло.

После выхода из тюрьмы Кузнецов был направлен в Сыктывкар в распоряжение нового наркома внутренних дел Коми АССР Михаила Ивановича Журавлева. Тут он получает и новую кличку – Колонист. Николай Иванович как специалист по лесу помог наркому выполнить приказ Москвы об «упорядочении лесозаготовок» на Северном Урале и заслужил от него благодарность. Журавлев помог ему перевестись в Москву.

Об обстоятельствах этого перевода несколько десятилетий спустя журналисту Теодору Кирилловичу Гладкову рассказывал бывший генерал-лейтенант госбезопасности Леонид Федорович Райхман, в 1938 году – начальник отделения в отделе контрразведки Главного управления Госбезопасности НКВД СССР:

«Журавлев мне часто звонил, советовался по некоторым вопросам, поэтому я не удивился его очередному звонку, кажется, в середине 1938 года.

– Леонид Федорович, – сказал Журавлев после обычных приветствий, – туту меня есть на примете один человек, еще молодой, наш негласный сотрудник. Очень одаренная личность. Я убежден, что его надо использовать в Центре, у нас ему просто нечего делать.

– Кто он? – спросил я.

– Специалист по лесному делу. Честный, умный, волевой, энергичный, инициативный. И с поразительными лингвистическими способностями. Прекрасно владеет немецким, знает эсперанто и польский. За несколько месяцев изучил коми-пермяцкий язык настолько, что его в Кудымкаре за своего принимали…

Предложение меня заинтересовало. Я понимал, что без серьезных оснований Журавлев никого рекомендовать не станет. А у нас в последние годы погибло множество опытных, не липовых, а настоящих контрразведчиков и разведчиков. Некоторые линии и объекты были попросту оголены или обслуживались случайными людьми.

– Посылай, – сказал я Михаилу Ивановичу. – Пусть позвонит мне домой.

Прошло несколько дней, и в моей квартире на улице Горького раздался телефонный звонок: Кузнецов. Надо же было так случиться, что в это самое время у меня в гостях был старый товарищ и коллега, только что вернувшийся из продолжительной командировки в Германию, где работал с нелегальных позиций. Я выразительно посмотрел на него, а в трубку сказал: